..
Словом, как раз тогда раздался очередной телефонный звонок.
Что делать - из-за старшего сына, Шмулика, она не могла отключать телефон. Она всегда жила на пороховой бочке. (Хотя после истории с курсами вождения Шмулику благодаря докторской справке поменяли профиль и послали его на мирную раздачу противогазов населению. Он служил в Иерусалиме и каждый вечер приходил домой.)
- Радость моя! - прозвучал в трубке знакомый голос, абсолютно не старческий. - Понимаю, что отвлекаю вас от работы, но не могла не позвонить и не доставить вам маленькое удовольствие!
- Ну-ну? - ласково проговорила писательница N., стараясь, чтобы ее скрежет зубовный не был слышен на том конце связи.
Вера Константиновна недавно съехалась с сыном и перебралась в Тель-Авив, где тосковала во влажной жаре и одиночестве.
- Говорила ли я вам, что у меня есть старший брат, известный советский ученый, специалист по каким-то особым клеткам мозга?..
- Да-да... - рассеянно и любезно поддакнула та, вымарывая незадавшийся кусок в рукописи.
- Всю жизнь он занимался мозгом Ленина и даже написал несколько книг на эту тему... Старичок он, конечно, бывалого возраста, но передвигается вполне еще самостоятельно... Так вот. Иерусалимский университет проводит какой-то научный симпозиум по клеткам мозга или по чему-то еще, врать не стану, ни хрена в этом не понимаю. И моего брата пригласили участвовать.
- Ну, прекрасно! - стараясь, чтобы в голосе не прозвучало раздражения, заметила писательница N.
- Прекрасно! - подхватила старуха со странным азартом. - Однако угадайте - под что выбивают ему деньги на билет его здешние ученики и бывшие коллеги?! Под то, что он привезет мозг Ленина!
- Идите! - сказала писательница N. с недоверием.
- Да-да! - Голос старухи звенел от удовольствия. - Я очень надеюсь, что здешние мудаки заинтересуются. Это бы сняло с меня статью расхода - деньги брату на билет... Ну, признайтесь: неплох сюжет?
- Неплох... - задумчиво признала та. - Но... постойте, все это как-то странно... Ведь этот... мм... препарат - достояние, так сказать, России? Как же он сможет... провезти это через таможню?..
- Ай, я вас умоляю! - воскликнула Вера Константиновна. - Кому он там сейчас нужен! У них сейчас другие проблемы. К тому же мой брат возился с ним всю свою жизнь. По вложенному труду это, можно сказать, почти его собственность. И потом, как вы себе этот... как вы говорите - "препарат" представляете? Это ерунда какая-то, какие-нибудь тончайшие срезы на стеклянных пластинках. Стеклянные пластинки в небольшом саквояжике. Ридикюльчике таком...
- Понятно... - пробормотала писательница N., впервые действительно прислушиваясь к словам старухи.
- Так я чего звоню-то! - продолжала та. - Жить он, конечно, будет у меня, в Тель-Авиве. Но на эти три дня конференции я хотела попросить вас пригреть моего старикана. Он, конечно, как все ученые, старый дурак, но необременительный и ест мало.
Писательница N. прислушалась к некоему неприятному копошению в мыслях, но, не обнаружив ничего ясно выраженного, рассеянно сказала:
- Ну что ж... пожалуйста...
Однако спустя несколько часов безуспешных попыток выбросить из головы странные ассоциации, связанные с неким саквояжиком, а также с воспоминаниями о том, как в четвертом классе ее на Красной площади принимали у Мавзолея в пионеры... спустя несколько часов, когда она окончательно поняла, что утро выброшено кобыле под хвост и виновата в этом она сама, когда уже она клятвенно дала себе слово, несмотря ни на что, отключать отныне телефон... вот тогда ей пришлось признать, что она нервничает, представляя, как в ее квартиру входит некий милый старичок с неким милым ридикюлем...
Той же ночью ей приснился страшный сон.
Она открыла на звонок дверь своей квартиры и на пороге увидела симпатичного румяного старикана, по виду - настоящего профессора, похожего на актера Евстигнеева. Он аккуратно держал перед собой дамский ридикюль, скорее, большую косметичку.
- Вот, - проговорил он приветливо, - нельзя ли, милочка, поместить это в холодильничек? Это продукт скоропортящийся.
- Но... там кастрюля с супом, - превозмогая себя, сказала писательница N.
- А вот в морозилочку...
- Там сосиски... - пролепетала чуть ли не в обмороке она, - и печенка...
- Ну вот и славно, - проворковал профессор. - Печенка, сосиски... и мозги!..
Она проснулась в холодном поту, с колотящимся сердцем. И, едва дождавшись утра, позвонила Вере Константиновне и, извинившись, твердо сказала, что, к сожалению, не уверена, что профессору будет удобно спать в проходной комнате на раскладной кровати ее младшего сына. А она ни в коем случае не хочет подвергать каким-либо неудобствам столь известного и уважаемого ученого. Точка.
...Впрочем, недели через три, когда симпозиум в Иерусалимском университете канул в прошлое, писательница N. решилась рассказать публике, собравшейся на террасе у Рабиновича, эту более чем пикантную историю.
Разумеется, она ее обработала. Добавила сумасшедших реплик как с той, так и с другой стороны, сон превратила в крошечную новеллу, страшную и изящную... Профессора снабдила внешностью вождя мирового пролетариата, живописала ридикюль с бронзовой застежкой, случайно выпавшую из него известную всему миру фотографию, на которой запечатлен милый кудрявый отрок... Профессор якобы дарил ей на память это фото, приговаривая: "Еще увидимся, батенька..."
Словом, она поработала со вкусом и надеялась на соответствующую реакцию благодарной публики.
Однако ее новелла произвела на окружающих совершенно противоположное впечатление. Они окаменели, застыли. У них забегали глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104