Например, о том, каково это – просыпаться рядом с Делейни каждое утро, каждый день, год за годом, до конца жизни, и видеть, как ее волосы постепенно седеют.
– Я думаю, – проговорил он, – что старик сейчас должен быть очень доволен собой.
Делейни передала Нику кружку, потом взяла свою и подула на кофе.
– Почему тебе так кажется? Ведь Генри не хотел, чтобы мы с тобой были вместе.
Ник отпил кофе и почувствовал, как добавленное в напиток виски прожигает его аж до самого желудка. Ему нравилось это ощущение – оно напоминало о Делейни.
Он ненадолго задумался, стоит ли сказать Делейни правду, а потом решил: «А почему бы и нет?»
– Ошибаешься. Генри очень даже хотел, чтобы мы сошлись. Вот почему он сделал так, чтобы ты застряла в Трули. А вовсе не для того, чтобы составлять компанию матери. – Делейни нахмурилась, и Ник понял, что она ему не верит. – Можешь мне поверить.
– Пусть так, но зачем?
– Ты действительно хочешь это знать?
– Да.
– Ну хорошо. За несколько месяцев до своей смерти Генри предложил мне все. Он сказал, что ему придется оставить что-нибудь по мелочи Гвен, но все остальное он завешает мне, если я подарю ему внука. Тебя он был готов полностью вычеркнуть из завещания. – Ник выдержал паузу и добавил: – В ответ я послал его к черту.
– Но почему он хотел так поступить?
– Наверное, он рассудил, что сын-ублюдок все же лучше, чем никакого, а если у меня не будет детей, то вся эта бесценная кровь Шоу умрет вместе со мной.
Делейни покачала головой:
– Ну хорошо, пусть даже так, но какое отношение это имеет ко мне?
– Очень большое. – Ник взял Делейни за свободную руку и привлек к себе. – Это безумие, но из-за того, что произошло тогда на Энджел-Бич, Генри заключил, что я в тебя влюблен.
Ник погладил костяшки ее пальцев подушечкой своего большого пальца. Делейни всмотрелась в его лицо и отвела взгляд.
– Ты прав, это безумие.
Ник отпустил ее руку.
– Если ты не веришь мне, спроси Макса. Он все про это знает. Он составлял проект завещания.
– И все равно я не вижу во всем этом смысла. Генри привык делать все по-своему и не стал бы рисковать. Я имею в виду, вдруг бы я вышла замуж до того, как он умер? Он мог прожить еще много лет, а за это время я, к примеру, могла бы стать монашкой.
– Генри убил себя.
– Этого не может быть! – Делейни широко раскрыла глаза. – Он слишком себя любил, чтобы сделать такое. Ему нравилось чувствовать себя большой рыбой в маленьком пруду.
– Он умирал от рака предстательной железы, и ему оставалось жить всего несколько месяцев.
Делейни заморгала и невольно открыла рот.
– Мне никто об этом не говорил. – Она нахмурилась так, что брови сошлись на переносице, и нервно потерла шею. – Моя мать знает?
– Она знает про рак и про самоубийство.
– Почему же она мне не сказала?
– Не знаю, об этом тебе нужно спросить у нее самой.
– Все это кажется таким причудливым, за этим просматривается такое стремление управлять… И знаешь, чем дольше я об этом думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что это очень похоже на Генри – он бы так и поступил.
– Для него цель всегда оправдывала средства и все имело свою цену. – Ник вернулся к камину. – Это завещание – его способ управлять всеми нами даже после того, как его не станет.
– Ты хочешь сказать, что он использовал меня, чтобы управлять тобой?
– Да.
– И ты его за это ненавидишь.
– Да. Он был настоящим сукиным сыном.
– Тогда я ничего не понимаю. – Делейни подошла и остановилась рядом с Ником. В ее голосе слышалась растерянность. – Почему ты сейчас здесь? Почему не избегаешь меня?
– Я пытался. – Ник поставил чашку на каминную полку и стал смотреть на огонь. – Но это не так легко. В одном Генри был прав: он знал, что я тебя хочу. И знал, что я буду хотеть тебя, даже если это рискованно.
Ник замолчал. Несколько долгих секунд молчания, казалось, растянулись до бесконечности. Наконец тишину нарушила Делейни:
– Но почему ты здесь именно сегодня? Ведь мы уже были вместе.
– Этого мало.
– Но зачем тебе снова рисковать?
Ник не понимал, почему Делейни давит на него. Но если уж она так упорствует, то он ей ответит, хотя он сомневался, что ответ ей понравится.
– Потому что я лет с тринадцати или четырнадцати представлял тебя обнаженной и готовой меня принять. – Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – С того самого дня, когда Луи и я были с друзьями на городском пляже, и ты там тоже была, с другими девчонками. Их я не помню, только тебя. На тебе был блестящий купальник цвета зеленых яблок. Он был сплошной, закрытый, не из тех, про которые говорят, что он не оставляет простора воображению, но спереди на нем была молния, вот она-то и сводила меня с ума. Помню, я наблюдал, как ты разговариваешь с подругами, и не мог глаз оторвать от этой молнии. Тогда я впервые заметил, что у тебя уже есть грудь. Она была небольшой, но я все время только о том и думал, как расстегиваю молнию на купальнике, чтобы увидеть ее, увидеть, как изменилось твое тело. Я так возбудился, что мне стало больно и пришлось лечь на живот, чтобы никто не увидел, что у меня член стоит как сосна.
В тот вечер, придя домой, я фантазировал, как забираюсь через окно в твою спальню, смотрю на тебя, а ты спишь и твои белокурые волосы разметались по подушке. Потом я представлял, как ты просыпаешься и говоришь, что ждала меня, протягиваешь ко мне руки и приглашаешь в свою постель. Я представлял, как ты позволяешь мне трогать твою маленькую грудь, трогать тебя между ног… представлял все это часами.
Когда мне было шестнадцать, я уже знал о сексе больше, чем следовало. А ты была юная, наивная и не знала ничего. Ты была принцессой Трули, а я – незаконнорожденным сыном мэра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98