Видимо, по мне уже можно был догадаться, что это не праздное любопытство. Я действительно сильно изменилась за эти три месяца моей незамеченной беременности. После похода на УЗИ я разделась дома догола и принялась рассматривать себя в Лилькином зеркале. У нее в комнате, как и положено будущей актрисе, стояло большое, почти в полный рост, переносное зеркало на подставке.
– Зачем оно тебе? – удивилась я, когда в первый раз зашла в ее закуток. Оказывается, не все комнаты в этой странной квартире был большими, шестнадцатиметровыми, как у меня. Лилина была на глаз даже меньше кухни Полины Ильиничны, метров девять то есть.
– Я же должна репетировать, – пояснила она.
– И? – не поняла тогда я.
– Ну, мне же надо видеть, какая получается мимика. Движения там, пластика.
– Надо же, как все сложно, – я была удивлена. Мне казалось, что актерство – это умение вжиться в образ. Но Лиля постоянно пыталась запомнить чужие интересные гримаски, манеру вести себя, улыбаться. И даже от меня она что-то брала.
– Ну-ка, пройдись еще. Как ты интересно сутулишься, – говорила она, и мне хотелось сразу забиться в подходящую скорлупу. Может, я в душе королева. А она – как ты интересно сутулишься. Никто не любит знать, каков он действительно в глазах окружающих. Я тоже предпочитала думать, что меня считают порывистой стройной молодой леди с точеными чертами лица и изящной шеей. Интересно сутулишься! Разве это про меня?
– И не так я сильно сутулюсь! – возмутилась я.
– Очень сильно, не сомневайся, – Лиля показала мне язык. И вот, теперь я стою перед ее зеркалом и смотрю на себя. Трусы могли бы быть и посексуальнее. Но впрочем, зачем. А вот лифчик – чистая пустая формальность. В нем же ничего нет.
– И чего мне сказали, что появилась грудь. Ничего нет, – расстроилась я. Хотя, по сравнению с тем, что было после больницы, я действительно изменилась. Как-то округлились бедра, линии тела перестали быть угловатыми. Даже цвет лица удивительно улучшился. И никаких прыщиков, как раньше перед месячными. Красота. Неужели любая беременность так красит женщину.
– Посмотрим, какая у тебя будет грудь, когда в ней появится молоко, – смешно чмокнула Лиля.
– Молоко? Какое молоко?
– А что ты так удивляешься? Для ребеночка ты будешь просто корова! – захохотала она. – Он будет тебя доить.
– Корова? Сама ты корова, – кинула в нее подушку я. Какая радость, все-таки, когда есть с кем вот так поболтать.
– Дай-ка я тебя сфотографирую, – Лиля подлетела ко мне с фотоаппаратом. – Ты счастлива?
– Я? Абсолютно, – засмеялась я. – Но если ты снимешь меня в трусах, мне придется уничтожить все улики. Это же – зрелище не для слабонервных.
– Слушай, тебе надо вести дневник беременной. Все по неделям. А потом мы с тобой тоже выпустим книгу. Как это было, – предложила Лиля.
– Ага. Огромным тиражом в два экземпляра, – усомнилась в такой дурацкой идее я. Но Лиля не отстала от меня, пока не щелкнула меня в шортах и майке (скелет с животом, на мой взгляд). Мы пошли в магазин, купили красивую толстую тетрадь в плотной негнущейся обложке.
– Ты мне еще спасибо скажешь! – пообещала она, линуя страницы. Было решено писать ежедневные короткие фразы, на злобу дня, так сказать. В конце недели писать большой монолог о том, что изменилось и как я себя чувствую.
– Может, не надо? Кому это интересно?
– Тебе, глупая. Потом будешь вспоминать. Я тебе туда тоже напишу комментарии. Взгляд со стороны. И еженедельная фотосессия!
– Ты сумасшедшая, – я констатировала простой факт.
– Садись и пиши. А я пойду и сдам флешку в проявку. У меня там фотопробы еще.
– Что писать? – занервничала я.
– Что-нибудь искреннее! – вдогонку крикнула она и исчезла. Я села над тетрадкой и задумалась. Беременность – это прекрасно, написала я на первой странице.
…«14 недель. Беременность – это прекрасно. Потому что скоро ты будешь со мной. Ты – неизвестный, но уже самый любимый. Интересно, почему я говорю «любимый»? Может – любимая? Почему-то мне так не кажется. Скоро выясним. Как пишут в умных красивых книжках, пол ребенка можно определить уже после шестнадцатой недели. Это значит, что нам надо подождать всего ничего – пару недель. Или тройку, для надежности. Но кем бы ты не оказался, я уже люблю тебя. Я не любила никого с того самого дня, как умерла мама. Твоя бабушка. Она была… я тебе потом расскажу, когда придет время. Правда, еще я любила твоего папу, но ведь это не в счет, верно, малыш? Главная моя любовь – ты. Не сомневайся и хорошенько там расти. А я тут буду думать, как сделать так, чтобы твоя жизнь была безопасной и счастливой, ладно? Может, нам тоже вернуться в Грозный? Тамара же уехала к себе? Надо будет узнать, как теперь поживают русские в Грозном. Мне страшно, но вдруг там теперь действительно безопасно? У нас с тобой ведь нет никакого другого дома»…
Глава четвертая, еще раз подчеркивающая, в каком бренном мире мы живем
Как ни странно, жизнь никак не была готова ограничиться моей беременностью, свернуться в кокон, в точку роста моего живота. Я – да, была. Реактор, запущенный глубоко в недрах моего тела вдруг стал для меня самым важным. Даже простое бульканье желудка заставляло меня остановиться и прислушаться. Все ли в порядке? Как ты, малыш? Я старательно, если не сказать, маниакально, фиксировала все происходящее с моим далеко не новым организмом. Шутка ли, в моем-то положении, в мои-то тридцать шесть лет решиться, наконец, и родить первого ребеночка. Говорят, в Америке это никакой не вопрос. В США можно начать рожать даже немного после климакса. Тамошние врачи наверняка что-нибудь придумают и как-нибудь порешат проблему за твои бабки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76