В целом свете!
– Мама дорогая, так ведь он мне теперь даже позвонить не может! Не знает моего номера! – вдруг осенило меня. Я принялась судорожно набирать номер его квартиры. И тут жизнь снова отбила мой мяч так, что он заехал мне прямо по лбу.
– Раиса Павловна? Это Маша Золотнянская, здравствуйте.
– Доброе утро! – строгим голосом прошелестела она. И выжидающе замолчала.
– Я, вы знаете, переехала. Полиночка-то ведь умерла…
– Я в курсе, – жестко оборвала меня Раиса Павловна.
– Можно, я передам Мите мой новый номер, а то он до меня не сможет дозвониться?
– Мите? А, Димочке. А с чего вы взяли, что он будет вам звонить? – «любезно» поинтересовалась она. Я опешила.
– Разве он не просил вас, если что, передавать ему мои сообщения? Он мне говорил…
– Не знаю, милочка, чего он вам там наобещал, но мне он ничего не передавал. Вот так.
– А… но, может, все же запишете? Мало ли, он спросит, – мямлила я.
– Вряд ли, – фыркнула вредная бабка. – Но если вы настаиваете, я запишу. Не знаю уж, зачем.
– Спасибо, – кивнула я, и продиктовала цифры. Раиса Павловна что-то пробурчала и повесила трубку. А мне осталось только сидеть в задумчивости рядом с аппаратом, и прикидывать – действительно ли она записала мой телефон или только сделала вид. Честно говоря, было больше похоже на последнее. Ладно, сейчас, когда до приезда Мити еще оставалось четыре с лишним месяца, выбрыки старой бабки были наименьшей моей проблемой. Мне надо было разобраться с собственной жизнью. Я прекрасно понимала, что в том варианте, что есть сейчас, я долго не проживу. В моей берлоге единственное, что можно было хоть как-то делать – это спать. Что я и сделала, не став забивать себе голову отдаленными по времени проблемами. В конце концов, я была с суток, усталая, как собака. И чаю я все-таки напилась, несмотря на отвратительную кучу в кухонной раковине. Не все так плохо. Я завернулась в одеяло, накрывшись с головой, и принялась мечтать. Я грезила о том, что когда-нибудь зарплаты врачей станут такими же большими и красивыми, как в американских фильмах. И что тогда я смогу купить себе квартиру – любую, пусть вообще в каких-нибудь Мытищах или Железнодорожном. В пятиэтажке или вообще, в старом двухэтажном доме с деревянными перекрытиями – я видела однажды такой в городе Пушкине. Ездила со всей нашей Скоропомощной бандой на день рождения. И между прочим, очень приятный домик. С легким налетом времен. Да что там, я была бы рада любому углу, лишь бы мне позволили называть его своим. Лишь бы никогда мне не пришлось больше выметаться на улицу через девять дней после смерти близкого мне человека, только потому, что я никакого отношения к этому человеку не имею.
– Маша? Ты что такое говоришь? – вдруг раздался голос за моей спиной. Я обернулась и увидела Полину Ильиничну. Сказать, что я удивилась, не могу. Я уснула, и хоть во сне и не понимаешь, что спишь, мне совершенно не показалось странным, что я вижу покойницу.
– Полиночка? – я радостно улыбнулась и бросилась к ней.
– Эй, куда полетела. Остановись! Ко мне-то тебе зачем? – рассердилась она. Я смотрела на нее, и поражалась, как прекрасно она вдруг стала выглядеть. На ней было ее лучшее платье, но сидело оно на ней, как на юной девушке. Морщины разгладились так, что я ее еле узнавала. Если бы не знакомое платье и голос, я решила бы, что передо мной ее дочь. Если бы я не знала точно, что дочери у нее нет.
– Полиночка Ильинична, как вы! Господи, как же я рада. Я так скучаю, ужасно!
– Я знаю, знаю! – успокоила меня она. – И я тоже, тоже, моя дорогая. Знаете, мне же тут не дают кефира.
– Почему? – удивилась я.
– Может, тут его вообще нет? – задумалась моя старушка. – Ладно, я, собственно, не поэтому. Как ты могла подумать, что ты ко мне никакого отношения не имела?!
– Ну, это ж я так. Просто случайно подумала! – принялась оправдываться я.
– Ты, между прочим, много всякой глупости думаешь. Я тут могу читать теперь мысли. Не все, конечно, но твои почему-то слышу. Что это за упадничество? Манечка, разве можно так унывать? Ты сыта, одета, обута – Бог тебя любит. Чего ты так убиваешься?
– Мне тут плохо! Очень плохо! – я принялась снова рыдать. Только в отличие от реальных слез, сонные слезы ни черта не текли из глаз. Я рыдала – рыдала – рыдала, а глаза продолжали оставаться сухими.
– Манечка, мне пора.
– Нет, пожалуйста, останьтесь еще. Хоть чуть-чуть! – тряслась от рыданий я.
– Слушай, прекращай ты это безобразие, – фыркнула она. И погладила меня по голове. – Все будет хорошо. Ты, кажется, это хотела услышать?
– Ага, – всхлипнула и шумно засопела я.
– Ну, улыбнись, – Полина Ильинична наклонилась к моему лицу. Она оказалась так близко, что я даже будто услышала ее дыхание. – Я, собственно, зачем пришла. Эти дряни не заказали службу за упокой моей души. Отпеть-то отпели, слава Богу. И то благодаря тебе, моя девочка. А службу не заказывают. Представляешь? Все-таки, бедный мой братец! Какая карма!
– Заказать службу?
– Да. Заупокойную, пожалуйста. И вообще, пошла бы ты, помолилась? А то сидишь тут, нагнетаешь панику. И поставь за меня свечку! – строго помахала пальчиком моя Полина Ильинична. И исчезла. Остался только какой-то навязчивый звук. Словно кто-то забивает гвозди в крышку гроба. Или, напротив, делает скворечник. Или… или просто стучит в мою дверь. Дубасит что есть мочи.
– А? Что? Кто там? – спросонок не могла сориентироваться я.
– Это соседка! Вас к телефону! – нетерпеливо прокричал женский голос. Незнакомый. По крайней мере, он не принадлежал черноволосой. А ее голос – единственный, который я опознавала в этой халабуде.
– Да, сейчас подойду, – рассеянно кивнула я, стряхивая с себя остатки сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76