И, конечно же, языками. В смысле, разговорами. Он рассказал мне, что работает в Ямбурге вахтовым методом, по полгода подряд выкачивает из земли газ. Что там средняя температура зимой минус пятьдесят, что на лету там птицы дохнут, но он-то сам к холодам относится нормально. С детства любил на лыжах кататься. Это меня восхитило так, как только может восхищаться человек, который ходит в лыжах точно так же как и без них. Поскольку в Грозном со снегами все плохо, разве что на шапках гор можно горсточку наскрести, то в школе на физ-ре мы гоняли мяч. И теперь я предпочитаю передвигаться по заснеженным лесам Подмосковья без двух пристегнутых к ногам палок. Я рассказала, что работаю сутками через двое на полторы ставки в Скорой Помощи, и вот уже двенадцать лет как в Москве. Он мне рассказал, что был женат, но развелся. И что имеет в рукаве дочь, которая осталась с матерью. Что оставил им квартиру в Коньково, а сам теперь временно проживает у тетушки, благо это ему надо всего пару-тройку месяцев в году. Я рассказала, что замужем не была и не собираюсь. Про Чечню, естественно, я ему рассказывать не стала. Я и сама-то старалась ничего не вспоминать.
– Мне кажется, что ты рассказала о себе далеко не все, – задумчиво провел пальцем по моим губам он.
– А что, тебе хочется моей исповеди? – удивилась я. Он задумался, потом пожал плечами.
– Да, нет, не особо. Просто интересно знать, чем ты живешь. Чем дышишь.
– Живу я нормально, как и все. Капельницы ставлю, уколы делаю. Иногда на месте зашиваю рваные раны. Когда, например, человека нет никакой возможности вытащить из машины. Рассказать, каким швом?
– Стоп! Хватит, я сдаюсь. Таких знаний я могу не вынести.
– Тогда что ты хочешь обо мне знать? Я готова рассказать тебе все, что ты хочешь знать. Спрашивай, – демократично разрешила я, хотя, конечно, мне совершенно не улыбалось честно рассказывать про свои суровые будни. Мало ли, вдруг ему чего не понравится?
– Ты одна? У тебя кто-то есть, кроме меня? – немедленно задал свой сакраментальный мужской вопрос Дима. Я зажала за спиной фигу. И в самом деле, разве моя вялотекущая связь с Большаковским может считаться актуальной? Тем более что с момента знакомства с Димой я Большаковского не подпускала к себе ближе, чем того требует трудовое законодательство, т. е. на расстояние, необходимое для рукопожатия. Что его, кстати, сильно расстроило.
– Нет. Никого у меня кроме тебя нет. Слушай, а можно, я буду называть тебя Митя? – попросила я, потому что, сами понимаете, каждый раз, произнося имя «Дима», меня крючило со страшной силой.
– Ага, вот еще один вопрос, который мне интересен. Что за подлец по имени Дима у тебя был? – улыбнулся он.
– Знаешь, я правда не уверена, что хочу отвечать на этот вопрос, – сжала зубы я. Вот интересно, почему ему не спросить, что я люблю или кто я по гороскопу. Неужели так у необходимо копаться в моем далеком прошлом.
– Ладно, – Митя (уже легче!) пожал плечами. Я задумалась. Наверное, он все-таки имеет право знать некоторые подробности моего жизненного пути. Мне же тоже в нем интересно абсолютно все. Я попыталась перебороть внутреннее сопротивление. Душа скакала, норовя уйти в пятки, и требовала, чтобы я молчала, как партизан.
– Мне тридцать пять лет, я из Грозного, у меня в целом свете никого и ничего не осталось. Даже того Димы, после которого мне так не хочется вступать близкие отношения с мужчинами! И вообще не подходить к мужикам ближе, чем на пушечный выстрел, – проговорила я про себя несколько раз. Митя выразительно смотрел на мое напряженное лицо. Но стоило мне открыть рот, как из него выпало всего лишь:
– Он – мой бывший. Бросил меня, а мы с ним были вместе довольно долго.
– Все как всегда, – крякнул Митя. Кажется, это его вполне устроило, потому что вопросы он задавать перестал. К слову сказать, он был из тех, кто больше любит поговорить сам. И ему действительно было что рассказать. Одна его работа чего стоила, все эти ледяные пустыни, в которых не выживает никто, кроме русского мужика, заряженного стаканом чистого спирта. Он показывал мне фотографии своей дочурки, которой было пять лет.
– Почему вы развелись? – из вежливости поинтересовалась я. Ну, ладно, ладно. Из любопытства. Ай, ну хорошо! Мне было необходимо это знать!
– Потому что у нее был другой. А этого я терпеть не готов. Ни от кого! – кажется, он даже сжал кулаки. Какой собственник, надо же! Правильно я не сказала про Большаковского.
– Хорошо-хорошо! – подняла руки я. – Я буду только твоя. И ничья больше. Хочешь?
– Конечно! – расплылся в улыбке Митя. Я счастливо улыбнулась. Давно мне не было так хорошо. Это было настоящим. Я чувствовала это всей своей женской натурой, а натура не ошибается. Мы встречались каждый день, не вылезали из постелей друг друга, старались при любом удобном случае сплавить одну из старушек погулять (пусть даже зная, что этот роман обсуждается всем двором) – разве все это говорит о серьезных отношениях. Конечно же, да! Только одно висело над нами черной тучей. Скоро ему надо было уезжать. Мы не говорили об этом, но помнили. И я не знала, как мне быть, если с его отъездом на нашей истории будет поставлен крест. Я не знала, что он думает по этому поводу, а спросить боялась. Вдруг он просто отшутится от меня, скажет что-нибудь легкомысленное и ничего не значащее. Тогда я буду знать, что наш невероятный роман – обман. А к этой мысли я еще не была готова. Единственный раз в жизни мне повезло встретить мужчину, от которого так и веет теплом и счастьем. Мне было все равно, что будет дальше. Я жила одним сегодняшним днем.
– Все это неважно, – твердила я сама себе, как мантру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76