– Ну его, на фиг. Один раз смогла, значит и второй раз налево пойдет. Нехай помирает, раз такая дура. Тем более, когда «почти» помирают, то это всегда проходит.
– Сам ты дурак последний, – взвилась я, ясно давая понять, что Ромик, как всегда, выбрал неправильный вариант ответа. Пусть и честный, но неправильный. Гад. И Полянский в таком случае тоже гад первостатейный. И на примирение мне нечего рассчитывать, так что осталось мне только действительно лечь и помереть. Но… Что-то как-то неохота. В другой раз. А пока остались у меня в жизни какие-никакие незавершенные дела. Например, отомстить этой сволочи Полянскому за его тупой мужской шовинизм. Подумаешь, увидел загорелую девушку. Эка невидаль! Мог бы и … Так, стоп. Это я уже говорила. Тогда надо мстить Селивановой. Хоть и не слишком понятно, за что, но зато приятно. И дело это пойдет только на пользу моей карме.
После такой мозговой активности измотанный организм потребовал душевного отдыха, который я себе организовала в виде Полинки, которая всю субботу с готовностью поливала мужской род грязью и подогревала мне, болящей, глинтвейн. В воскресенье я мазала уже отошедшую от мук красоты морду лица сметаной и увлажняющими кремами, а внутрь себя запихивала полезную овсянку с вареньем. Радость жизни возвращалась ко мне практически бегом. К вечеру понедельника я была настолько довольна неожиданно обломившимся мне отпуском, что была готова, во-первых, вообще навсегда отказаться от мужчин. Во-вторых, я в который раз убедилась, что женщины, в большинстве своем (не считая Селивановой) гораздо лучше, умнее и мудрее мужчин. В-третьих, подумала, что работа не волк, в лес не убежит, а посему надо как-то к среде стереть с лица это довольное лоснящееся выражение, а то тетя-доктор меня пошлет… Просто пошлет. На работу. Что, в-пятых, однозначно не может быть выражением космической справедливости. Потому как по справедливости я имею право еще на недельку безделья.
– Надо вечером пить холодное молоко. Можно раскашляться, – вошел в мое положение Ромка. Что-что, а работу он ненавидел также как и я. Однако космическая справедливость в который раз показала мне, кто в доме хозяин, и сделала все по-своему. Не желая, видимо, допустить моего падения в пропасть лесбиянства и мужененавистничества, она организовала мне мужчину с доставкой на дом. Прямо в понедельник вечером. Пятнадцатого октября. Ромик, как всегда, куда-то собирался, потому что было уже довольно поздно, за окном стемнело. Самое время вампирам вылезать из своих углов. Поэтому он был сосредоточен и зол. Когда в дверь позвонили в сто тридцать пятый раз, он заорал.
– ЗВОНЯТ, ТВОЮ МАТЬ! КАТЬКА! ТВОЮ МАТЬ!
– У меня та же мать, что и твоя мать! – спокойно отреагировала я. А меня не возьмешь на такой дешевый понт. Пришлось Ромику бросать свои поиски дисков, правильных джинсов, тусовочных «кенгурух» и прочего кошмара, в котором он посещал ночные бдения вампиров и шлепать в прихожую. Я расслабленно уставилась на голубой экран. В прихожей было тихо. Потом я услышала взволнованный голос Ромки, который вежливо (Вежливо!!!) предлагал кому-то пройти на кухню и испить кофейку.
– Кто там? – тихо спросила я у него, когда он материализовался на моем пороге с помертвевшим лицом. – Налоговая? Или ОВД? В чем тебя обвиняют?
– Это к тебе, – выдавил он. – Кажется, Лайон.
– Кто? – подпрыгнула на кровати я.
– Лайон! Пьет кофе на нашей кухне. Ты что, и правда решила эмигрировать? – потрясался он. Я задумалась. Как это я умудрилась забыть про его приезд? Ладно, у меня есть железобетонное объяснение, я болела.
– Только откуда у нас кофе? – на всякий случай уточнила я, потому что последнюю ложку Нескафе я уничтожила еще в воскресенье.
– Я налил. Из банки в шкафчике, – как ни в чем не бывало пожал плечами он. Я взвилась и стала лихорадочно одевать на себя что-то более приличное, нежели необъятная ночнушка третьей свежести.
– Как ты мог! – параллельно шипела я на брата. – Неужели же не видел, что это вовсе и не кофе.
– А что? – удивился он. Действительно, если в банке из-под кофе лежит порошок темного цвета, зачем о нем думать, кофе он или не кофе. А ведь это был слабительный коктейль для похудания. Что-то типа Гербалайф, только нашего, бронебойного российского производства. Продукт Римкиного беспокойства о моей фигуре.
– Здравствуй, Лайон. НЕ ПЕЙ! – выдохнула я, не успев даже принять соответствующий вид. Только и смогла, что ведьмой влететь на кухню и остолбенеть перед совершенно иностранного вида худощавым мужиком. Он выглядел устало, но с интересом оглядел меня с ног до головы. Ничего особенно утешительного он там не увидел, поскольку я действительно нацепила что Бог послал, паникуя из-за его здоровья и благополучия.
– Are you all right? – спросил меня он, пытаясь как-то объяснить себе мои разные тапки. Один из плюшевого мишки, другой из плюшевого зайца. Я люблю плюшевые тапки, но вечно их путаю и теряю. Не считаю это недостатком! Я вынула у него из рук чашечку и аккуратно посмотрела внутрь. Вот черт, так и есть. Половину выпил. Нет в жизни счастья. Этот коктейльчик настолько бронебойный, что я, попробовав один раз, оставила его жить в шкафчике до лучших времен. Терять вес такой ценой я не была согласна.
– Я олл райт, – кивнула я и стала лихорадочно думать, что делать с американцем, которого мой братец напоил слабительным. Я ткнула в кружку. – Зачем ты это пил?
– I think it was cafe! – проявил неожиданное понимание русской речи он. Его глаза выражали недоумение. Кстати о глазах. В панике я не успела его как следует разглядеть, а ведь между тем поглядеть было на что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93