Ольга Степановна вяло ковыряла вилкой в салате, поскольку каждую минуту ждала, что всю их семью попросят выйти вон, объявив свадьбу недействительной. Но тихое торжество катилось своим чередом, и ее Галя даже два раза поцеловалась с Сашей под жидкие крики «Горько!».
Галин отец, Роман Егорович, тоже мало чего понимал, но дальнейшую тактику собственного поведения уже выработал. Если этот Сашка вдруг объявит, что передумал, и не станет жить с его дочерью, он даст ему в морду и даже не посмотрит на то, что тот сынок директора завода, на котором они с женой всю жизнь работают. В общем, если вдруг что, уж он отыграется на Сашке за изломанную Галькину жизнь. А поскольку решение принято, то не грех как следует выпить и закусить, потому что где еще такой жратвы попробуешь, как не в директорском доме. И он один на этой свадьбе ел и пил за троих.
Галочка была тиха и спокойна. Она решила для себя, что выходит замуж ради ребенка, а значит, делает правое дело. Она не слишком верила в искренность Вербицкого, который утверждал, что хочет лишь одного: чтобы она была рядом, но надеялась на то, что в ближайшее время ей не придется выполнять супружеские обязанности. Живот у нее уже, что называется, лез на нос, и можно сказать Сашке, что до рождения ребенка врач запрещает интимные отношения любого рода.
Сам Сашка был счастлив. Он не мог не видеть, что невеста не пылает к нему страстью, но надеялся, что со временем сумеет заслужить ее любовь. Он будет заботиться сначала только о Галочке, а потом – о них двоих, вместе с родившимся ребенком. Будет любить его так же, как саму Галочку, потому что этот маленький человечек будет – плоть от плоти ее, и ему, Сашке, плевать, откуда он взялся. Потом… когда-нибудь… у них с Галей непременно будут свои дети, а пока… Словом, пока все складывается так, как ему и мечталось на узкой флотской койке.
Первая брачная ночь супругов Вербицких была, наверно, самой целомудренной на всем земном шаре. Молодые люди сидели на постели рядышком, в полном свадебном обмундировании. Галочкина голова покоилась на Сашкиной груди, и он, блаженно улыбаясь, гладил свою молодую жену по волосам. Потом они, стесняясь друг друга, разделись и улеглись на широкую деревянную кровать, на которой можно было свободно разместиться четверым. Галочкиному животу было вполне комфортно. Жить Галя стала в большой просторной квартире Вербицких. Она привыкла к постоянной работе по дому и каждый день рвалась на помощь свекрови. Сашкина мать гнала ее от дел не только потому, что привыкла со всем управляться сама, и не потому, что невестка была беременной. Тамара Ивановна хотела видеть ее как можно реже. Галин живот, в котором развивался чужой ребенок, был ей ненавистен. Она с трудом сдерживала раздражение при виде невестки и неосознанно желала ей ни дна ни покрышки.
Жители Григорьевска долго судачили о странной свадьбе, но в конце концов перемалывать одно и то же устали, негласно постановили считать, что в Гальке Хариной сидит Сашкин ребенок (раз уж тот на беременной женился), и интерес к молодым Вербицким постепенно угас.
Несколько раз на улицах города встречались две юные пары: Якушевы и Вербицкие. Молодые мужья торжественно вели под руки своих беременных жен, но на их лицах читалась отнюдь не гордость, а непреходящее желание перегрызть друг другу глотки.
Вербицкий считал Якушева виновником всех своих несчастий. Сначала он каким-то непостижимым образом пролез в постель к его Галочке, а теперь усиленно делает вид, что не имеет к ее ребенку никакого отношения. Конечно, Сашке и не надо было, чтобы Колька предъявлял какие-нибудь права на малыша и досаждал Гале, но гордую и независимую морду Якушев носил совершенно напрасно. А еще зря воротил свой нос от Галочки. Она куда лучше его Люськи, которую беременность превратила в абсолютный шар на отечных ножках. Даже лицо Скобцевой-Якушевой округлилось до такой степени, что живо напоминало сказочного колобка, которому для смеха накрасили губы ярко-красной помадой.
Якушев же, глядя на бывшую Харю, каждый раз думал о том, что она как была Харей, так ею и осталась. Звучная Сашкина фамилия ее ничуть не украсила. Галька осталась длинной и тощей бледной немочью со странно прилепленным впереди выпуклым животом. С одной стороны, Колька был где-то даже благодарен бывшему однокласснику за то, что он избавил его от обязанностей перед Хариным ребенком, с другой стороны, ненавидел за это же. Получается, что Сашка – положительный герой, а он, Николай Якушев, – мерзавец и сволочь, что на самом деле совершенно не соответствует истине. Эта Галька собственноручно разделась почти до самого голья и заманила его в постель, чего он сам совершенно не хотел. Да его любой мужик оправдал бы с ходу, если бы посмотрел на эту Харю повнимательней. Ну разве можно лечь с ней в постель по доброй воле? Да никогда! Одни мослы! То ли дело Люська: горячая, страстная, а тела столько, что утонуть можно, будто в только что подошедшем сдобном тесте.
Люся Скобцева-Якушева с ревностью оглядывала Харину черную котиковую шубку. Вербицкие разодели свою невестку в пух и перья. Таких шубок, как у Гальки, не было больше ни у кого в Григорьевске. Надо непременно попросить Кольку, чтобы он поговорил со своим отцом. Директор овощебазы – величина ничуть не меньшая, чем директор завода, а потому пусть расстарается и купит невестке такую же шубу, как у ненавистной Хари. И еще ботиночки такие же, с кроличьей опушкой. А что касается Кольки, то видно невооруженным глазом, что ему на Сашкину жену даже смотреть противно. Ревности к Гальке она не испытывает, желает только одного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55