– Оль, я бесчувственный эгоист! Ты ведь с работы! Есть, наверно, хочешь!
– Ну… вообще-то… да… – согласилась она.
– Значит, так: умывайся, отдыхай, а я сейчас все разогрею. Там еще вчерашняя картошка осталась, а если эти помидоры… ну… которые мы слегка подпортили… вымыть… и добавить… Тебе понравится.
Счастливая Ольга, засунув в морозильник индейку и дрожжи, прошла в ванную. Стоя под душем, она уже не плакала, как вчера. Она улыбалась, предвкушая, как трепетные пальцы Николаева пробегут по ее телу и ей станет гораздо жарче, чем от горячих струй воды. Нет… она не хочет сейчас картошки с помидорами… Она хочет только Сергея… Она так долго его ждала…
Ольга вышла из ванной с таким затуманившимся взором, что Николаев все понял без слов. Он бросил на стол нож, который держал в руках, выключил газ и взял Ольгу на руки. Она обняла Сергея за шею и прильнула к его губам.
– Пахнешь картошкой с помидорами… – прошептала она после длительного поцелуя.
– А ты – цветами… и Олечкой… моей Олечкой…
– Это гель для душа такой… ромашковый…
Они смогли поужинать только часа через два, когда уже оба одурели от поцелуев и объятий.
– Сереж, а ничего, что я не очень стройная? – спросила Ольга, отодвинув от себя тарелку. Она точно знала, что это ничего, что Сергею все в ней понравилась, но хотелось слышать это еще и еще.
Николаев плюхнулся перед ней на пол на колени, спустил с ее плеч халатик и, любуясь ею, сказал:
– Ты красавица… ты самая красивая женщина на свете… Ну-ка, встань…
Она, слегка смущаясь, встала. Халатик упал к ногам. Сергей сидел на полу и с восхищением смотрел на нее снизу вверх. Потом встал и опять обнял ее. Ольга спустила и с его плеч расстегнутую рубашку и тут же испуганно вскрикнула:
– Что это?!
Она впервые видела его обнаженный торс на свету. На предплечье синела небольшая татуировка: внутри несколько кривоватого тонкого круга находилось что-то вроде волны.
Сергей улыбнулся:
– Это… так… Ерунда… Детство… Мне было лет четырнадцать, когда один парень выколол это чертежной тушью…
– Это было в детском лагере… ты тогда еще после этого долго болел… – с трудом ворочая языком, проговорила Ольга, пытаясь натянуть халат и никак не попадая правой рукой в рукав.
– Да-а-а… – удивленно протянул Николаев. – Температура тогда… поднялась под сорок… Какая-то инфекция попала… Прямо из лагеря в больницу отвезли…
Ольга наконец запахнула на груди халат и сказала:
– Сережа… Я Ольга М-Морозова… Дьякова – это по м-мужу… бывшему… Я поленилась после развода снова все документы менять…
– Не может быть… – прошептал Николаев. – Не может… Хотя… ведь ты… Ты же похожа! Оля! Неужели… Ну да… Те же глаза… А я все думаю, почему у меня такое впечатление, будто я любил тебя всю жизнь… А ты, когда писала, ты…
Он не договорил, но Ольга поняла, что он имеет в виду, и ответила:
– Нет. Я даже не подумала, что ты – это он… в смысле ты… Ведь Сергеев Николаевых в России очень много. Я после тебя была знакома чуть ли не с четырьмя… Во всяком случае, троих помню хорошо… Я не могла даже подумать…
– И что теперь? – с ужасом спросил он.
– Н-не знаю… – Ольга тяжело опустилась на табуретку, судорожно сжимая у горла полы халата.
– То есть ты теперь, конечно, не захочешь меня знать? Тогда ты меня здорово ненавидела…
…Ольге было около четырнадцати лет, когда мать последний раз взяла ей путевку в пионерский лагерь на Финском заливе. Лагерь в поселке Ушково назывался «Звездочка». Он был почти точной копией того, который так талантливо снял Элем Климов в своей комедии «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». От ворот лагеря прямо к заливу вела асфальтированная дорожка, уставленная гипсовыми фигурками пионеров и пионерок с барабанами и горнами в руках, а также с раскрытыми книжками, моделями самолетов, с кроликами, с овощами и фруктами. Гипсовые пионеры чередовались с врытыми в землю белыми стендами, на которых краснели надписи типа: «Пионер – всем ребятам пример!» и «Пионер хорошо учится и помогает старшим!». Дачи были деревянными, барачного типа. А отряды несмешанные: девочки отдельно, мальчики отдельно. Конечно, мальчики и девочки встречались на всевозможных лагерных мероприятиях, но жили в разных дачах. Ольга любила ездить в «Звездочку», и ей было жаль, что эта смена в ее жизни последняя, поскольку из пионерского возраста она уже выросла. В следующем учебном году собиралась, как и все, вступать в комсомол, а у комсомола свои лагеря – палаточные, трудовые.
В то лето она была в самом старшем, втором, девчачьем отряде. Первый отряд объединял старших мальчиков. Это сейчас Ольга несколько располнела, а тогда была очень тоненькой, с шапкой непослушных волнистых волос и яркими сочными губами. В нее были влюблены чуть ли не все мальчики первого отряда. Она имела возможность выбрать и выбрала самого лучшего – Марата Артеменко. Во-первых, за редкое имя, которое он получил от матери – особы каких-то восточных кровей. Во-вторых, за бездонные карие глаза. В-третьих, за то, что был он на первых ролях в лагере, а в своем отряде – председателем совета. В-четвертых, за то, что все девчонки старших отрядов были в него влюблены. В общем, причин влюбиться именно в Артеменко было предостаточно.
Ольга с Маратом танцевали вместе на всех дискотеках, которые тогда так и назывались –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10