Он бегло, но с заметным акцентом, говорил по-английски.
– Сэр Норман Грэй, – сказал он мне, здороваясь и пожимая мне руку, – рад познакомиться с вами. Надеюсь, вам удастся помочь нам спасти жизнь нашему министру и лидеру, он находится в страшной опасности.
Все прочее, сказанное им, не относилось непосредственно к делу. Главная мысль его речи заключалась в последних фразах:
– Они пытаются задеть его самое чувствительное место – его сентиментальность, его чрезмерную доброту. Филипп Лютард всегда был ревностным поклонником женщин. Вы знаете, что мы, французы, – своеобразный народ. Какова бы ни была наша частная жизнь, мы не прощаем нашим великим людям ни малейшего легкомыслия. Мы обожествляем их, благоговеем перед ними, возносим их на пьедестал, но, если они допустят хоть небольшую ошибку, мы изгоняем их из нашего сердца. Каждый народ лицемерен по-своему. Это наша манера. Все действия Лютарда теперь под тщательным наблюдением.
– Полиции? – спросил я.
– Нет! Агентов очень опасной преступной шайки, глава которой находится, по-нашему мнению, в союзе с оппозицией.
– Почему вы не предупреждаете мсье Лютарда?
– Это уже сделано. Он горд и вспыльчив. Он не потерпит никакого вмешательства в свои дела.
– Разве его образ жизни так безупречен?
– Совершенно. Это семидесятилетний старик и философ. Он обладает слишком глубоким чувством собственного достоинства, чтобы решиться на то, что совершенно исключено его возрастом. Несмотря на это, он еще полон утонченных переживаний, которыми любит играть. Он вдохнет аромат розы в саду своего соседа, но никогда не попытается ее сорвать.
– Не могу ли я его видеть?
– Сегодня в британском посольстве, – ответил Хью Эниссон. – Мы устраиваем небольшой банкет. Он не знает ни цели вашего приезда, ни того, что мы так тревожимся о нем.
На этом беседа закончилась. На банкете я встретил Филиппа Лютарда и нашел его чрезвычайно обаятельным. Его лицо выглядело еще совсем свежим, глаза юношески сверкали, белоснежные волосы были очень густы. Он был остроумен и заразительно смеялся. Он оказался очаровательным собеседником, и легко было понять, почему друзья так его любили и так восхищались им. Когда банкет подходил к концу, Эниссон заговорил с ним о том, что организуется покушение с целью убить или скомпрометировать его. Лютард усмехнулся.
– Друг мой, – сказал он, – я очень ценю все ваши заботы обо мне, но все же подумайте о том, что мне уже 70 лет, и проживу ли я два лишних года или нет, не имеет особого значения. Что же касается моей чести, – никакой враг не может запятнать ее. Если я окружу себя телохранителями, как вы предлагаете, я буду чувствовать себя словно запертым в оранжерею и буду думать, что во мне лишь искусственно поддерживают жизнь. Я знаю, без меня трудно будет привести в исполнение некоторые из намеченных нами планов и отношения между Англией и Францией от этого пострадают. В один-два месяца все будет приведено в порядок – для нас начнется новая эра, и в течение этих нескольких месяцев я охотно соглашусь подвергать себя опасности. Я не желаю, чтобы за мной шпионили.
– Но это делает вражеская партия.
– Если я кого-нибудь из них поймаю на этом, – был горячий ответ, – я его подстрелю.
Все же в течение ближайших трех дней я непрерывно наблюдал за великим государственным человеком с раннего утра до поздней ночи. Я сопровождал его, о чем он не имел ни малейшего представления, во все его ночные прогулки, против которых так восставали его друзья. При этом я мог наблюдать, как великодушен он к бедным, которым помогал не только деньгами, но и добрым словом.
Молоденькая, очень красивая девушка с большими черными глазами остановила его однажды вечером и рассказала ему какую-то трогательную историю. Она хромала и все время указывала на свою ногу. Лютард подозвал фиакр. Она сжала пальцами его руку, словно желая опереться на нее. Я находился достаточно близко, чтобы заметить, как крепко она сжала ее и как засверкали при этом ее глаза. Он повел ее к фиакру. Я слышал ее умоляющие слова. Если бы он согласился немного проводить ее! Но Лютард серьезно покачал головой. Он уплатил кучеру, поклонился девушке и ушел. Я увидел, как выражение лица девушки сразу же резко изменилось. Это была ловушка, которой ему посчастливилось избежать. Более тревожные минуты пережил я ночью, когда он возвращался пешком с Ке д'Орсе домой. Я видел, как четыре темных фигуры следовали за ним, и заметил ожидавшее на углу авто. Осторожность вынудила меня предупредить их, каковы бы там ни были их намерения. Услышав выстрелы, прозвучавшие над самыми их ушами, они обратились в бегство. Я показал свой значок подоспевшему полицейскому, и он тотчас же подозвал машину. Лютард, убедившийся, наконец, что его враги не шутят, послушался моего совета, и я остался при нем в качестве секретаря.
Следующие два-три дня были совершенно спокойны. Потом случилось то, что мы давно уже предвидели. Это произошло в шесть часов вечера, когда я сидел в комнате Лютарда у письменного стола, делая вид, что просматриваю какие-то бумаги. Слуга принес письмо, которое министр быстро прочел и передал мне. Оно было написано на бланке министерства иностранных дел и подписано занимающим один из важнейших постов лицом. Смысл содержания был приблизительно следующим:
«Податель сего письма заслуживает абсолютного доверия. Ему поручено устно передать очень важное сообщение, и в интересах обеих сторон отнестись к этому с серьезнейшим вниманием».
– Навряд ли это письмо подделано, – сказал Лютард.
– Так, по крайней мере, кажется.
– Впустите человека, принесшего это письмо, – приказал Лютард своему слуге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67