"Я хорошо видела, что они сговорились о чем-то, но не понимала смысла их слов. Мать строго приказала мне идти спать... Я ушла, вся похолодевшая и растерянная, не в силах даже вообразить, чего именно должна бояться..."
Тяжелое предчувствие лежало на ее сердце. Спать она не могла. Она прошла в опочивальню к мужу. Как всегда около тридцати дворян охраняли его покои. Она легла к нему, он заключил ее в объятия, всю дрожащую от необъяснимой тревоги.
Воскресенье 24 августа стало самым кровавым в истории Франции днем. Утром король вызвал Генриха к себе. Когда тот вошел, король отвернулся от окна - он наблюдал за казнями собранных во дворе "безбожников" - и сказал:
- После того как войны, которым подверглось мое королевство, переполнили чашу наших страданий, я наконец нашел выход, способный положить конец любым поводам для беспорядков. Я отдал приказ расправиться с мятежным адмиралом Колиньи и применить те же методы ко всем еретикам в городе, от которых исходит крамола. Я хорошо помню все то зло, которое причинили мне вы, а вы его причинили не меньше адмирала.
Король выдержал свою знаменитую паузу, в течение которой смотрел в глаза Генриху. Тот и не думал отвечать. Он спокойно слушал короля. Карл Девятый продолжил:
- Однако я чту королевскую кровь, которая течет в ваших жилах, и принимаю во внимание ваш юный возраст. Я забуду прошлое при условии, что вы вернетесь в лоно нашей матери Римской церкви, ибо во Франции должна существовать только одна религия - религия королей, которые сидят на троне. Итак, обедня, смерть или Бастилия - выбирайте!
Последние слова король выкрикнул с присущим ему пафосом.
Генрих не хотел умирать, как не хотел и в Бастилию. Он никогда не отличался особой религиозностью и спокойно согласился принять католическую веру. Оговорился только, что он хотел бы получше узнать некоторые католические обряды. Король ответил, что за этим дело не станет, главное его принципиальное согласие. Генрих расстался со своей верой легко, как будет делать это еще не раз, переходя из католичества в протестантство и обратно. Ему принадлежит знаменитое выражение, которое он выскажет позже: "Париж стоит обедни".
Париж в тот вечер и в ту ночь захлебнулся от крови и слез. Католики набрасывались на гугенотов с остервенением диких зверей. Убийства, изнасилования, грабежи -сколько жестоких изуверств! Все самое низменное проснулось в людях. Вот сцена из мемуаров, относящихся к той эпохе:
"Голую малолетнюю девочку обмакнули в кровь ее отца и матери, которых, прежде чем растерзать, предупредили, что если и она гугенотка, то с ней поступят как с ними". Озверевшие католики - основная часть населения Парижа - опьянели от крови. Они не только самым жестоким образом убивали протестантов - без разбору и мужчин, и женщин, - они устроили настоящую охоту на беременных протестанток. Одна из них, графиня, обитавшая на улице Сен-Мартен, пробовала спастись на крыше своего дома. Ее нашли, закололи кинжалами и сбросили вниз. Другую швырнули в воду, вспоров живот, "так что видно было, как там шевелится ребенок".
Так в далеком XVI веке вели себя жители столицы одной из самых древних в мире демократических стран. А что же король? Как относился он ко всем этим зверствам? Может быть, он многого не знал? Увы.
Ревущие толпы убийц разбудили молодую королеву Елизавету Австрийскую. Узнав, что происходит, она вызвала капитана гвардейцев де Нанси.
- Как же так! А король, мой супруг, знает, что происходит? - спросила возмущенная и пораженная услышанным королева.
- Да, Мадам, это делается по его приказу, - ответил капитан.
Король в это время стоял у окна и стрелял из аркебузы по гугенотам, которые метались по площади, преследуемые католиками.
Маргариту разбудил стук в ее спальню. Она услышала крики: "Наварра! Наварра!" Решив, что это Генрих, служанка открыла дверь. Маргарита вспоминает в мемуарах: "Оказалось, что это стучал дворянин месье де Леран, раненный шпагой и алебардой в руку и плечо. (В романе Дюма "Королева Марго" в покои королевы врывается раненый Ла Моль. - Е.Л.) За ним гнались четыре лучника, ворвавшиеся вслед за ним в мою комнату. Чтобы спастись от преследователей, он бросился к моей постели. Он крепко вцепился в меня, и я сползла в проход между стеной и кроватью, увлекая его за собой. Я совершенно не знала этого человека, не ведала, с какими намерениями он явился ко мне и чья, собственно, жизнь нужна была лучникам, его или моя. Мы оба были напуганы и оба кричали. Наконец Богу было угодно, чтобы месье де Нанси, капитан гвардейцев, вошел в это время в мои покои и, увидев меня в самом жалком и беззащитном положении, сначала расхохотался, потом напустился на лучников за их бестактность и выставил их вон, а нам отдал жизнь этого несчастного, все еще не выпускавшего меня из своих объятий. Мы перевязали его раны и уложили в моем кабинете... Я сменила рубашку, поскольку вся она была в крови".
Марго узнала все от Нанси. Он рассказал ей и о том, что ее муж в безопасности, потому что сегодня был у короля и переговоры закончились успешно для Генриха.
Никакого раскаяния на следующий день убийцы и те, кто ими руководил, не испытывали. На кладбище второй раз зацвел боярышник. Это решили истолковать так, будто Бог одобряет избиение еретиков. Король же заявил: "Все, что произошло в Париже, было сделано не только с моего согласия, но по моему желанию и под моим водительством. И я готов к тому, что вся хвала или же вся хула будут обрушены на одного меня!"
Медовый месяц Марго и теперь уже католика Генриха Наваррского продолжался.
Это был очень своеобразный медовый месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100