Блю слишком хороший рингер, чтобы терять его.
Он торопливо выбрался из спальника и стал натягивать сапоги. Блю тоже автоматически занял сидячее положение.
- Что случилось, босс?
- Ничего страшного, не волнуйся, - быстро успокоил его Пэриш, потому что Блю уже взялся было за молнию на мешке. - Просто я вспомнил, что оставил дома кое-что важное. Я возьму белую "четверку", а если к утру не вернусь, скажи Расти, чтоб отправлялся на Номер Три, я подъеду туда.
- Давай, босс. А... что ты оставил? Пэриш подхватил седло и спальник:
- Оправдание.
Пэриш знал, что, когда он перемахивал через верхнюю перекладину на веранду, шпоры оповестили о его прибытии. Луны не было, а свет звезд не достигал земли. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и повернул голову в сторону качелей.
Она сидела там, в густой тени, с поджатыми ногами, отвернувшись от него так, что он видел только ее профиль. Можно было подумать, что она прячется.
- Лучше скажи мне, что я сделал плохого, потому что я обычно равнодушен к надутым, если не знаю причины.
Она ответила не сразу:
- Я не дуюсь.
- Тогда почему ты отсиживалась в офисе и до самого отъезда не вышла?
- Я работала.
- Вздор, Джина, и мы оба это знаем. Она вздохнула:
- Ты прав, я избегала тебя. Доволен?
Он почувствовал, что получил удар в поддых.
- Крепко. Но хотя бы честно.
- Я всегда была честна с тобой, Пэриш.
- Черт! Четыре дня твое тело говорило мне одно, а сегодня утром твои губы пытались сказать что-то совсем другое.
Молчание. Напряженная темнота. Потом она отозвалась:
- Я сексуально увлечена тобой, Пэриш. И никогда не скрывала этого.
- Здесь есть доля правды, - уступил он, - хотя на самом деле ты хочешь доказать, что моя привлекательность для тебя только в сексуальности. Ты думаешь, что мне это должно быть приятно. Слишком уж похоже на эпитафию: "Пэриш Данфорд - король траханья!"
- Стоп! - Она повернула наконец к нему голову. - Это балаган, Пэриш! Ты разрушаешь все, что у нас было, а я этого не допущу.
- Я разрушаю? Я разрушаю! - Боль в груди он прикрыл горьким смехом. Знатно, Джина! Убийственно забавно! Черт, ты даже не знаешь, что я люблю тебя! Еще с того первого раза, когда мы с тобой предавались любви. Любви, Джина! - ревел он от боли. - Не сексу! Не симуляции экстаза, или какой там у феминисток термин, называй как хочешь! Я предавался с тобой любви, Джина, потому что я люблю тебя!
Он прервал тираду. В чернильной темноте слышалось его тяжелое дыхание. Джина даже не пошевелилась. Видит Бог, она должна была отреагировать хотя бы на его крик, если не на что-то большее.
- Черт побери, Джина, - произнес он сквозь зубы, - ты собираешься что-нибудь сказать? Сделай что-нибудь, хоть засмейся! Подтверди, в конце концов, что ты меня слышала.
- Я... я слышала, - отозвалась она дрожащим шепотом.
- И?.. - подтолкнул он с замиранием сердца.
- И... и... я тоже люблю тебя, Пэриш... - (Он схватился за стояк, потому что чуть не упал от облегчения.) - Но это... ничего не меняет.
Он радостно засмеялся и, одним прыжком оказавшись около нее, схватил ее за плечи:
- Как это "не меняет", черт возьми! Она покачала головой:
- Нет, Пэриш, я все равно уеду.
- Ради Бога, почему?
- Потому, - дрожащие руки гладили его лицо, - что твои мечты - это мои ночные кошмары.
- Ох, любимая, - он прижал ее к себе, - я понятия не имею, о чем ты говоришь, почему ты плачешь. Но мы сделаем все, чтобы избавиться от этого, клянусь, родная, мы сделаем все!
Больше всего на свете Джина хотела бы в это верить, но не верила. Покачав головой, она вырвалась из его рук и закуталась в плед, но холод был внутри нее самой.
- Джина...
Растерянность в его голосе почти разорвала ей сердце, хотя как это могло быть, если оно уже было разбито.
- Пэриш, ты говорил, что Мелагра - твоя мечта, какой бы тяжелой ни была на ней жизнь.
- Да, и что? И ты могла бы участвовать в ней. Я хочу этого больше всего.
- Но не больше собственной мечты. Недостаточно, чтобы отказаться от нее. - Она выслушала его проклятья почти с улыбкой. - Успокойся, Пэриш, сказала она ласково, - я не прошу тебя сделать это. Я не верю людям, приносящим самую суть свою на алтарь любви.
- Подразумевается, - выдавил он, - что с тобой произошло бы именно это, если бы я попросил тебя остаться.
- Нет, это то, о чем просила бы тебя я, если бы осталась, - поправила она мягко. - Прекрасно верить, что любовь преодолеет все, но, Пэриш, я по собственному опыту знаю, что это не так.
Он снова разразился проклятиями:
- Ты думаешь, если кто-то причинил тебе зло, то и я способен на это?
- Неумышленно. - Она замолчала, чтобы совладать с собой. - К несчастью, я из тех, кто готов держать руку над пламенем и терпеть, вот почему я поклялась не играть со спичками.
- Боже всемогущий, Джина! - Пэриш обхватил ее лицо ладонями и повернул к себе. - Я люблю тебя! Бросишь ты говорить ерунду и скажешь, наконец, в чем суть?
- Суть в том... - Она опять умолкла. Ей хотелось упасть в его объятия, но в глубине души она знала, что это сделает ее отъезд невозможным. - Суть в том... - Она прерывисто вздохнула. - Я очень люблю тебя, Пэриш Данфорд, но не смогу быть счастлива с тобой. Я не могу остаться. И не проси меня больше.
Джина вырвалась и убежала в дом и только тут дала волю слезам.
Прошло несколько минут, и она услышала, как завелся мотор "уты". И тогда она заплакала громко, в голос.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Шесть дней спустя упакованные вещи Джины стояли возле дверей спальни. Снэйк должен был отвезти ее на взлетную полосу, а Пэриш договорился с Роном Гэлбрайтом, что тот на своем самолете доставит ее в Маунт-Айзу к сиднейскому рейсу. Об этом сообщила ей Линн; Пэриш с той самой ночи на веранде встреч с ней не искал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42