.. И вот они уже не два человека, а единое целое, один ритм, одно дыхание, и два сердца колотятся в такт. Как же они подходят друг другу!
- Тихо, медвежонок, тихонечко, не спеши...
- Но я не могу, не могу...
- Ну хорошо, только не так остро, помедленней, подожди...
Но ее желание, этот светлый поток, захватывает его, этой буре противиться он не может! А потом - такая вселенская тишина... Милая, милая... Все забытые, сентиментальные, смешные слова - для нее.
- Надо вставать... - Натка тянется за часами.
- Еще немного...
- Пора... Скоро придет Галя.
- Помнишь, как я оттирал тебя мочалкой - там, в Коктебеле, - а ты смеялась и поворачивалась под душем? Я тебя так люблю, а ты?
- И я.
- Правда?
- Правда.
Встают. Старательно прячут простыни. Гасят свет. Запирают дверь. Ключ - под коврик; он будет лежать там пятнадцать минут.
- Как странно, что мне с тобой ничего не стыдно, - удивленно прислушиваясь к себе, говорит Натка.
- И мне, - эхом откликается Дима. - Как раз сейчас об этом подумал. Почему так?
- Потому что любовь.
- Ага, поэтому. Наверное... Точно... Что же будет теперь, медвежонок?
- Не знаю.
- Я люблю тебя, так люблю! Мне все хочется говорить об этом.
- И мне.
- Правда?
- Правда.
6
- Где ты была? Я звоню, звоню...
В трубке истошный вопль Зины, и от этого вопля начинает бешено колотиться сердце.
- В гостях, - сдержанно отвечает Натка, стараясь говорить ровно и тихо, чтобы успокоить Зину.
- В каких еще гостях? В рабочее время? - грозно вопрошает Зина. Она кричит, хохочет, рыдает: в который раз от нее отвалил благоверный. - Всем на меня наплевать! Ларка в Прибалтике, ты где-то шляешься!
- А мама?
- Что - мама?.. Мне нужна ты!
- Зачем?
- Ах, зачем? Там у Вовки какая-то шлюха...
Натка сжимается: вот как таких называют... Господи, до чего больно! Но что ж это Зина так голосит? От крика ее болит сердце, раскалывается голова, и ничем, ничем Зину не остановишь.
- Ты должна на него повлиять, ясно?
- Как же я повлияю? - вяло сопротивляется Натка.
- Как хочешь! Уговори, пригрози. Ты и начальника его знаешь!
- Нет, - пугается Натка. - Не надо начальника...
- Это еще почему? - бесится Зина.
Натка догадывается, что ее ожидает, но все-таки произносит:
- Потому что не принято, неинтеллигентно.
В голове гул, жарко пульсирует кровь в висках. Напротив, в ящике, анальгин и мамин спазган.
- Погоди минуту, - просит Натка, пытаясь дотянуться до ящика.
- Нет, слушай! - велит Зина. - А издеваться надо мной - это интеллигентно? Мучить Ларочку...
- При чем здесь Лара? - вздыхает Натка.
- Как - при чем? - разъяряется Зина. - Ах ты... Ах ты... - и, не найдя подходящего слова, а может, сдержавшись, грохает на рычаг трубку.
Что ж, и это не новость: вечно швыряет трубку, если что не по ней. В таких случаях мама и Натка всегда перезванивают, и, переждав несколько длинных гудков, Зина смягчается. Но сейчас Натка встает, идет к серванту, выдвигает ящичек, достает анальгин, возвращается к телефону, задумчиво и печально выкручивает звонок на самое тихое. На улице хорошо... В их Сокольниках настоящее, буйное лето... Натка сбрасывает с себя махровый халат - собиралась поваляться в ванной, - торопливо влезает в серые домашние брюки, застегивает на груди голубую рубаху, сует ноги в старые босоножки, но скрыться не успевает: трещит телефон. Натка дрожит от собственной дерзости: впервые не даст она Зине выкричаться. Ни за что не снимет трубку, не позволит все вывалить на нее, испортить ей такой счастливый, такой удивительный день!
- Мам, я пойду погуляю!
- Но кажется, звонит телефон? - Из своей комнаты появляется мама.
- Мне некогда, я ушла.
Тихо. Темно. Сквозь листву таинственно светят вполне обычные днем фонари. Никого. Все сидят по домам, нырнув с головой в телевизор. Навстречу идет человек с собакой. До чего ж друг на друга похожи! Не глядя на Натку, оба с достоинством проходят мимо - каждый сам по себе, хотя шагают вроде бы вместе. Натка поднимает голову, смотрит в небо - как жаль, что не видно сегодня звезд! Пахнет травой, пахнет липой... Она всегда теперь будет гулять вечерами. Была б у нее собака, они бы гуляли вдвоем - как этот, с догом. Лена в свое время просила, и Натка к тому склонялась, но воспротивилась мама, и обе они смирились.
- Что же ты бросила трубку? - с возмущением встречает ее мама.
- Я? - изумляется Натка.
- Зиночка так обиделась! Ах, доченька, какой он подлец! Съезди, детка, к нему на работу.
- Зачем?
- Как - зачем? - всплескивает руками мама. - Володя тебя уважает, ты всегда их мирила.
- Раньше он уходил к матери, а теперь...
- Деточка, ты должна.
Мама смотрит строго, даже сурово, а сама такая маленькая, худенькая, беспомощная старушка. Сил уже нет никаких, и как она в самом деле может заставить Натку?
- Хорошо, мамочка, съезжу.
Натка уходит в кухню и слышит, как мама звонит старшей дочери:
- Все в порядке: она поедет, не сердись, Зинуля.
Ужасна эта проклятая слышимость панельных домов!
- Володя?
- Да.
- Встретимся после работы?
Молчание. Вздох.
- Может, не надо? - Он тут же спохватывается: - Нет, конечно, я всегда рад тебя видеть, но если ты насчет Зины...
- А насчет кого же?
- Милая, пощади! Сколько можно? Ведь ты все понимаешь!
- Володя, пожалуйста...
Свояк, как всегда, сдается: не умеет противиться женщинам.
- Хорошо, заеду.
В шесть тридцать его серая "Волга" подкатывает к проходной. Володя открывает дверцу, Натка садится, смотрит на него в удивлении: подтянут, выбрит, веселые, молодые глаза. Ни капли раскаяния! Впервые замечает Натка, как он хорош собой, когда не затравлен.
Они отъезжают в глухой переулок за поворотом, ставят машину и начинают ходить туда-сюда по узкому тротуару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31