- укоризненно сказала она. - Я бы поставила чай. А то все лежу и лежу. Проводи нашу гостью в гостиную.
Гостиной называлась первая комната, очень чистая и уютная, через которую они прошли к Надежде Павловне, матери Лёни.
- Садись, Лизунь, - сказал Лёня, - а я займусь чаем.
Он скрылся в кухне.
- Что ты там делаешь? - крикнула из спальни Надежда Павловна. - Все равно по-моему не сумеешь.
- Да где уж мне! - прокричал в ответ Лёня.
- Только не вздумай заваривать! Я сама!
- Хорошо-о-о!
Так они перекрикивались друг с другом, и слушать их было весело, потому что они явно любили друг друга и, похоже, дружили. Как поняла это Лиза, она и сама не знала - может, по этим вот перекрикам? - но позднее выяснилось, что не ошиблась.
Надежда Павловна вышла в кофейном платье с белым учительским воротничком и в туфлях, не в тапочках, как ходят в большинстве московских домов. Ее выцветшие, но тоже синие, как у сына, глаза приветливо смотрели на Лизу.
- Давайте знакомиться. - Она протянула Лизе сухую, неожиданно крепкую руку. - Лёня был прав: вы действительно очень красивая.
Лиза вскинула голову, готовясь протестовать, но старушка отвела рукой ее возможные возражения.
- Уж я-то как-нибудь в этом толк знаю...
И Лиза вспомнила, что старушка - искусствовед, автор многих книг и до сих пор где-то читает лекции.
На стенах висели в рамочках фотографии.
- Это наш курс, - проследив за Лизиным взглядом, сказала Надежда Павловна. - А это наша компания, тайный кружок формалистов. - В голосе ее была улыбка. - Слыхали про такое течение?
Лиза кивнула не очень уверенно.
- Понятно, - спокойно сказала Надежда Павловна. - Нас старались не замечать. О нас не писали, работы наши не выставлялись, а рукописи лежали годами, десятилетиями...
Она кивком головы показала на старинный массивный шкаф.
- Они и сейчас там лежат, ждут своего часа.
- Думаете, дождутся? - бестактно спросила Лиза.
- А как же? - не обиделась Надежда Павловна. - Куда они денутся? Хватило бы жизни...
В дверях возник Лёня.
- Милые дамы, - шутливо поклонился он. - Пожалуйте к столу.
Он почтительно взял мать под руку. "А ведь и вправду, - подумала Лиза, - никакая она не старушка, а дама. Это только там, в постели, она казалась старенькой и беспомощной".
На столе были нарезаны сыр, колбаса, стоял опять-таки торт. Чашки были удивительной красоты.
- Это наши, фамильные...
Надежда Павловна держала чашку в ладонях, покачивая ее, как дитя.
- Ну, заваривай, - сказал ей Лёня.
- Как, а ты разве не заварил? - удивилась Надежда Павловна.
- Так ты ж не велела! - возмутился Лёня.
И оба они расхохотались. Серебряный голосок матери вплетался в баритон сына, смеялись они от души, как смеются искренние, хорошие люди. "С ней-то уж точно я подружусь", - подумала Лиза.
- Лёня хвалится, что вы знаете экзотический какой-то язык?
- Арабский, - напомнил Лёня.
- Мерси вам, - поблагодарила его Надежда Павловна. - Память у меня стала ни к черту! Так как - знаете вы арабский? Врет небось. Набивает своей девушке цену.
- Нет, не врет, - подхватила ее шутливый тон Лиза. - Знаю немного.
- И где же этой премудрости учат? - с неподдельным интересом стала спрашивать Лёнина мама.
Лиза ответила, потом по просьбе Надежды Павловны стала рассказывать про факультет, а там и про "Интурист", и как не пустили ее за границу.
- А ты говорил, времена изменились, - обратила свой взор к сыну Надежда Павловна.
- Я говорил, меняются, - возразил Лёня.
- То-то, я погляжу, ты стал писать на продажу.
- А что в этом плохого?
Они уже смотрели друг на друга сердито, оба взволновались, разгорячились; как видно, в этом доме тема была больной.
- Надо оставаться самим собой. - Надежда Павловна отставила чашку. Несмотря ни на что. Не можешь же ты изменить свою душу? А картина - это твоя душа, ее воплощение на холсте. И вот ты ломаешь ее...
- Мама, Лизе это неинтересно, - раздражаясь, перебил Лёня.
- Почему? - тихо возразила Лиза. - Очень даже интересно.
- Ну, тогда, с общего согласия, я продолжу... И это, кстати, самое трудное - писать на продажу. И очень опасно: только начни - пропадешь.
- Пока что справляюсь, - скромно вставил Лёня. - И пока не пропал.
- Потому что Бог дал тебе, дураку, талант, - осадила сына Надежда Павловна. - Это не зависящая от тебя реальность. Но как можно погубить свою жизнь - пропить, прогулять, - так можно и талант уничтожить.
- Не пророчествуй! - Лёня, похоже, по-настоящему разозлился. - Я же показывал тебе последний набросок. И ты хвалила!
- Да, хорошо, - сдержанно согласилась мать. - Вы, наверное, видели? обратилась она к Лизе.
- Это тот, что я написал у тебя, - объяснил Лёня.
- У Лизы? - прищурилась Надежда Павловна. - Ну тогда все понятно. Потому он тебе и удался. Но, мальчик, - она неожиданно протянула руку и взъерошила пшеничные волосы сына, - такие порывы у тебя все реже и реже.
- Да жить-то надо, - продолжал сопротивляться Лёня.
Лиза понимала, что речь идет о самом в их жизни главном, и слушала затаив дыхание, стараясь не пропустить ни слова, смотрела на эту неожиданную маму во все глаза.
- Учил бы детишек. Ведь тебе предлагали...
- Это такие гроши!
- Ничего. А то не жили мы с тобой на гроши.
- Да сколько ж можно! И потом - за мои "продажные" картины меня приняли в союз, дали мастерскую! Вспомни, как я мыкался по чужим углам, на чердаках!
- Да, своя мастерская - это прекрасно, - не стала отрицать очевидное Надежда Павловна. - Только плата за нее слишком уж велика. Я, конечно, не коммунальные платежи имею в виду.
- А то, что моя "ню" висит в музее? - выдал самый главный свой аргумент Лёня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125