Но Валя уже исчезла.
Женя распаковал свой скромный багаж и еле удержался, чтобы не усесться за рукопись - только она и спасала от жизни. Но вместо этого подошел к окну. Голубое и зеленое широко и привольно расстилалось до самого горизонта: синее небо, юный, светло-зеленый лес, поблескивает серебром узкая речка. Пахнет травами и простором. "Как здесь, должно быть, работается! - подумал Женя и взглянул на часы. - Нет, сегодня уже не придется: скоро ужин, а потом... Нельзя быть таким уж неблагодарным!"
В ванной все сияло и благоухало. Даже бритвенный прибор был приготовлен. В туалете лежала розовая бумага, ноги тонули в коврике, приглушенный свет тоже был розовым. "А ведь тебя покупают, - подумал Женя. - И ты продаешься... Почему же Таня, как назло, так непонятно сдержанна? Молча наблюдает со стороны. И о море больше - ни слова. Как она плакала еще недавно, осенью, что в праздники всегда одна, а теперь как будто не огорчилась. И в командировку поверила сразу, и опять же не огорчилась. Да какие, к черту, нынче командировки? Какие такие лекции? Кому это нужно? Кто все оплатит? Нет, надо быть такой наивной, как Таня, чтобы поверить во всю эту галиматью!"
Властный гонг призвал Женю к ужину. Он сразу спустился: нехорошо заставлять себя ждать. Шторы были задернуты; горели ароматные свечи. Надя встретила гостя в японском шелковом кимоно, в красных, с бисером, парчовых туфельках.
- Прошу! - светски указала на кресло. Столик на колесиках стоял рядом. - Наливай. За что пьем?
- За нас, - как положено, ответил Женя.
- За нас, - согласно кивнула Надя.
Тонкий французский коньяк шел хорошо, и после третьей рюмки все уже казалось нормальным, вполне естественным: Надя в вышитом кимоно, Валя, неслышно менявшая блюда, ликер, пахнувший миндалем и приятно ударявший в ноги. А потом Женю взяли за руку и увели к себе - спокойно, уверенно, без всяких ненужных слов. А он и не думал сопротивляться, потому что коньяк вызвал желание, и он впервые ответил тем же на смелые ласки Нади - правда, скорее из вежливости. И тут же ему стало противно.
- Нет, ты как хочешь, - пьяно ухмыляясь, сказал он, - а я - пас. Старый дедовский способ лучше.
- Ах ты, пьяница, - ласково шепнула Надя, и больше Женя ничего не помнил, потому что заснул.
Утром его разбудил запах черемухи и щебетание птиц. Осторожно, чтобы не проснулась Надя - о вчерашнем старался не вспоминать, - Женя пружинисто встал, неслышно ступая босыми ногами, прошел по ковру, выглянул в распахнутое настежь окно. Белым-бело было окрест, и пахла каждая пушистая веточка. "Значит, похолодает", - подумал Женя и посмотрел на спящую, абсолютно ему чужую женщину. Приоткрыв рот, она чуть похрапывала. На спинке кресла висел приготовленный для него халат, точь-в-точь такой, как купила на Новый год Таня. "Но этого не может быть! - взмолился насмешливым богам Женя. - Зачем же так меня мучить?" Не сводя взгляда с халата, он быстро натянул брюки, накинул рубаху и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Ужасно хотелось пить, но он не пошел в гостиную, а поднялся наверх, к себе, огляделся, потянул ручку, торчавшую из стены. Так и есть - бар! А там, кроме спиртного, огромная бутыль кока-колы. Вот и славно!
Через пять минут Женя уже сидел за столом и работал. Он хорошо знал это давно не посещавшее его состояние духа, когда строчки ложатся сами собой, одна фраза влечет за собой другую, и четко вырисовывается связь времен. Болезнь и смерть Леры прервали работу над монографией - иногда казалось, что навсегда, - но после долгого перерыва словно прорвало плотину, идеи хлынули, как из запруды, и Женя наслаждался свободой, легкостью изложения, возвращением к любимому предмету, бегством из плена Надиной фирмы.
Мысль о Наде только мелькнула, когда раздался звук гонга - Женя отмахнулся от него, как от мухи, - и пропала, утонув в работе. "В конце концов, для мужчины это самое главное..."
До обеда его деликатно не беспокоили. А к обеду, наработавшись и проголодавшись, Женя спустился сам.
- Вроде бы звучал гонг? - спросил, наклоняясь к Наде, целуя ее в макушку.
Надя подняла голову, взглянула так благодарно, что Женя смутился: "Мало же ей надо..."
- Звучал, - подтвердила она, и глаза ее светились мягким светом. Часа три назад.
- Я работал, - объяснил Женя.
- Я поняла, - уважительно сказала Надя и вдруг прижалась губами к его руке.
Ни разу не видел Женя такой Нади! Жесткая, быстрая, ироничная, она была теперь совсем другой - домашней и ласковой.
- Не зови свою Валю, - попросил он.
- Хорошо, - послушно согласилась Надя, встала и пошла на кухню, принесла на подносе буженины, ветчины, сыра, а к ним красного вина и кофейник с кофе.
Они пообедали молча, спокойно, как давно живущие вместе супруги. Надя мирно хозяйничала, а Женя наслаждался отдыхом, поглядывая на нее, только сейчас открывшуюся. "Просто у нее так сложилось: все сама да сама. Станешь, пожалуй, жесткой", - подумал он и виновато погладил Надину руку.
И она снова схватила ее, прижала к лицу, и он почувствовал на своей руке слезы.
- Ты только меня не бросай, - всхлипывала, задыхаясь, Надя. - Можем жить так, а хочешь - сразу поженимся! Все здесь будет твоим!
Уж лучше бы она этого не говорила! Словно кипятком обожгло Женю. Он резко встал, отбросил от себя Надю.
- Покупаешь, да? Поэтому и привезла? За кого же ты меня принимаешь?
- А нищим, значит, быть лучше? - сузила глаза Надя. - Воспитали вас в нищете...
- Кого, интересно, "вас"?
- Ну, нас. Но я-то из советского дерьма выбралась и тебя, глядишь, вытащу.
- А меня тащить никуда не надо, - прошипел Женя. - Я уж сам как-нибудь.
Он встал и заходил по комнате, повернувшись спиной к Наде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125