..
- Любая опухоль - тайна, - сказала Таня. - Редко можно определить сроки.
- Я знаю, врач говорила.
- Тебе понадобится много сил, - продолжала Таня, и ее нежный голос бальзамом смазывал кровоточащие раны, - на долгие дни, недели, месяцы... И у Нади придется работать, потому что постоянно будут нужны деньги. Милый мой, дорогой! Я все понимаю. Если хочешь, не будем встречаться. Ты мне только звони иногда, чтоб не сразу... - Голос ее упал до шепота. - Но если и это будет для тебя трудным, что ж, не звони...
Теперь она уже плакала.
- Но я люблю тебя, - тоже заплакал Женя. Слезы текли по щекам, скатываясь к подбородку, и от этих слез ему становилось легче. - Люблю бесконечно! Не могу жить без тебя...
Все отступило вдруг перед его любовью. Он будет делать для Леры возможное и невозможное, он до конца не покинет ее, но он не в силах расстаться с Таней. Тихий покой пришел на смену слезам.
- Я люблю тебя навсегда, - сказал Женя. - И мы никогда не расстанемся.
Легкий шорох, а может быть, взгляд заставили его оглянуться. В дверях, держась за притолоку рукой, пошатываясь от слабости, в длинной ночной рубашке стояла Лера. Она смотрела на Женю так, будто видела его впервые, и недоумевала: что делает этот чужой человек в ее доме? Виноватая, недоверчивая улыбка кривила губы.
- Я только хотела выпить воды, - словно оправдываясь, сказала она. Ты забыл поставить стакан.
Она подошла к столу, налила воды из графина, сделала глоток, другой. Женя, сразу положив трубку, молча смотрел на нее. "Так, наверное, сходят с ума", - стучало в висках.
- Я умираю? - без всякого выражения в голосе спросила Лера.
- Нет, что ты! - бросился к ней Женя.
Если б он мог упасть к ее ногам! Но так делают только в романах.
- Не ври, умираю, - спокойно повторила Лера.
- Нет!
Лента телефонного разговора стремительно раскручивалась в обратную сторону - что, если Лера вышла раньше? Он, конечно, не произносил слова "рак" - люди, точно сговорившись, избегают его, - но она могла догадаться.
- Умру, - в третий раз повторила Лера, прислушиваясь к тому, что там, в глубине, с ней творилось, - а ты будешь жить и любить. - Она смотрела на Женю, как на врага. - Какая несправедливость!
Молчание повисло в воздухе - тяжелое, липкое, ощутимое. "Какое у нее лицо! - потрясенно думал Женя. - Какая в глазах ненависть!"
- Как странно... - обронила Лера, повернулась к мужу спиной и ушла со стаканом в руке в спальню.
Другая женщина не интересовала ее. Не интересовал даже Женя. Единственно важным было то, что происходило внутри ее исхудавшего, пожелтевшего тела. Все они - женщина, которой муж ее объяснялся в любви, Женя, с которым была прожита жизнь, Людочка с ее вареньями и соленьями, взрослый сын - оставались по эту сторону, а она уходила. "Как странно, снова подумала Лера. - Как быстро все пролетело".
Ночью ей снился Крым и они втроем: Женя с маленьким Дениской на руках и она, молодая, веселая и здоровая. Они стояли на набережной и смотрели, как бушует сверкающее под южным солнцем Черное море. Потом она махнула рукой мужу и, повернувшись к морю спиной, оставив Женю с Дениской, стала подниматься в гору. Идти было трудно - гора была бесконечной, - но непременно нужно было дойти до вершины. "И мне никто не поможет", подумала Лера и заплакала, как ребенок - тихо и безнадежно.
Часть третья.
1
Снег идет густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?
Утопая в снегу, сняв очки, потому что летящий навстречу снег залепляет их сразу, бредет Женя домой. Москва тонет в снегу, а он все валит и валит... Вторая половина марта, а зима хозяйничает вовсю. Задержалась в пути - в декабре, январе, - теперь нагоняет упущенное.
Снег идет, и все в смятенье,
Все пускается в полет...
Это Таня ему подсказала: читать стихи.
- Попробуй, Женечка! Только хорошие, настоящие. Например, Пастернака. Стихи иногда спасают. На вот, возьми: у меня есть двухтомник.
- Не до чтения мне сейчас, - пробовал отказаться Женя. - Не до романов...
- А я про романы не говорю, - возразила Таня. - Мне тоже сейчас не до них, особенно нынешних. Но стихи... Бывает, что в двух-трех строчках такая глубина, что куда там роману... Возьми, очень прошу!
Они лежали в постели - ее голова на его плече, его рука на ее груди, за окном валил бесконечный снег, сгущались, поглощая предметы, сиреневые, фиолетовые, чернильные сумерки, и такой покой обволакивал Женю, какой чувствовал он только у Тани.
- Надо вставать... Пора сменить Людочку.
- Да, иди. Возьми первый том - там, на полке, синий с золотом.
Он взял, чтобы не обидеть Таню - тяжелый какой! - раскрыл наугад в метро, неожиданно для себя увлекся, и теперь стихи всегда были с ним. Оказалось, что у него хорошая память, и строфы возникали в сознании сами собой, когда шел он по улице, сидел у постели Леры, гадая, уснула она или нет, или лежал без сна с нею рядом, прислушиваясь к ее неровному, слабому дыханию.
От лекций пришлось отказаться: совершенно не было времени. Да и не выносил теперь Женя шума и болтовни студентов, раздражало мелькание лиц.
- Зря! - осудил Пал Палыч. - Все-таки отвлечение. И в институт ты чего-то совсем уж не ходишь...
- Жду, когда выгонят, - хотел пошутить Женя, но получилось вполне серьезно.
- Можешь не ждать, не дождешься! - неожиданно рассердился Пал Палыч, покраснел, закурил, швырнув, не докурив, сигарету в урну, и Женя равнодушно подумал, что Палыч скорее всего начальству что-то сказал, на что-то тяжелое намекнул, и потому Женю никто не трогает, никто ни о чем не спрашивает, и даже на давно обещанную статью в сборник, похоже, махнули рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125