- До Океании не добраться, - философски заметила она. - Да и там попробуй найди! - Она по молчала. - Полюбила бы ты лучше Алика, посоветовала нерешительно. - Ведь он хороший.
- Хороший, - покорно согласилась Рабигуль. - Очень порядочный, честный...
Она словно загибала, перечисляя достоинства мужа, пальцы.
- И нефтяник классный, - подхватила это перечисление Маша. Выездной...
Она смутилась и замолчала: собственная фальшь в голосе пристыдила ее. Выездной... Какое отношение имеет это к любви?
Сейчас - здесь, в Пятигорске, - Рабигуль вспомнила их разговор, улыбнулась, как улыбаются взрослые, слушая детский лепет. Володя... Имя звучит словно музыка. Какие поразительные у него глаза! А какие волосы светлые, мягкие. Как он смеется, говорит, смотрит. И стихи у него замечательные, потрясающие стихи!
Ведь они - тоже музыка. Начало - низкие ноты, басы, потом все выше, выше и горячее - пиано, форте, фортиссимо... Вот она, ее половинка! Господи, Господи, за что ты послал мне такое счастье? А она-то про Океанию, Рим и Полярный круг! А он был совсем рядом, в одном с ней городе, ходил по тем же улицам, и его клуб, где он собирался с друзьями, - ну просто под боком у Гнесинки. Как же они не встретились? А может, не раз встречались, но каждый глядел себе под ноги - в Москве ведь сроду то снег, то лед, то все бурно тает и текут даже не ручьи, а потоки; а то слепит солнце так, что ничего не увидишь.
Где уж тут всматриваться в идущих навстречу?
Рабигуль сонно потягивается, щурясь от яркого солнца, заливающего их светлую комнату. Ах, как хорошо! Люда с Ритой уже ушли, можно распахнуть настежь окно, даже не форточку, можно постоять перед окном в пижаме - "Какая ты в ней хорошенькая!
Как паж, как мальчик!" - можно прошлепать босиком в ванную - здесь, в корпусе для иностранцев, душ есть в каждой комнате, не в конце коридора.
Рабигуль встает на цыпочки, вытягивает руки; вдох - выдох, вдох выдох. Володя велит ей делать зарядку, каждый день принимать не просто душ, а контрастный, учит не пропускать процедуры, пить воду и кислородный коктейль. Рабигуль с удовольствием ему подчиняется. Это так органично подчиняться мужчине, почему же с Аликом наоборот? Алик всегда и во всем с ней согласен: смотрит с восторгом, кивает, молчит, что неизменно ее раздражает. Володя учит ее простым, нормальным вещам, а они ей и в голову не приходили.
- Контрастный душ - это здоровье!
Но сейчас Володя ее не видит, и вместо душа Рабигуль снова ныряет в постель, сворачивается калачиком, с наслаждением вдыхает льющийся из открытого окна воздух. Никогда прежде не чувствовала она своего тела, никогда его не любила. Да что там, своего тела она просто не замечала - так, телесная оболочка, вместилище ее мыслей и чувств.
А теперь... Почему это? "Потому что его любит Володя", - радостно поняла Рабигуль и на мгновение закрыла глаза.
Вчера она вернулась, как всегда, поздно и, как всегда, шла на цыпочках, оберегая глубокий сон немцев, соседей по коридору. Вот уж кто все делает правильно! Дородные супруги, а с ними неуклюжая, некрасивая дочь-подросток, и воду пьют пунктуально - медленно, глотками, как ведено, - часами ходят, поглядывая на часы, по "лечебной тропе", вежливо улыбаясь, здороваются при встрече, старательно выговаривая немыслимо трудное русское слово "здравствуйте". А однажды господин Майер, как мог, как умел, разъяснил Рабигуль, что бывал здесь, в Пятигорске, в войну, и уже тогда полюбил этот город, что он - о да! - учитель литературы - "нихт фашист, нихт эсэс, плейн золдат", - что знает Толстого и Достоевского.
- Только Толстого и Достоевского? - удивилась западному невежеству Рабигуль. - А Лермонтова?
- О да, Лермонтофф, Пушкин... Но Толстой, о-о-о!
- Значит, у вас, в Германии, не очень-то удачные переводы Лермонтова, решила Рабигуль, но немец, похоже, ее не понял.
С тех пор они всегда обменивались при встречах двумя-тремя фразами: о весне, о погоде, и всегда, неизменно господин Майер преподносил Рабигуль комплимент, старательно подыскивая слова.
- Вы есть не фрау, вы - фрейлейн. О да, по-французски белль фрейлейн.
- А по-немецки? - смеялась Рабигуль.
- По-немецки - шен, очень, очень шен вы есть, да!
***
- Как ты можешь разговаривать с этим фашистом! - прошипела однажды постоянно чем-то возмущенная Рита. Да и Люда как всегда поддержала подругу, смотрела на Рабигуль очень строго, даже сурово.
- А почему вы решили, что он фашист? - удивилась Рабигуль.
- Так ведь немец! - в унисон воскликнули Рита с Людой. - Оккупант!
- Была война, - пыталась объяснить очевидное Рабигуль. - Призвали в армию - попробуй-ка откажись! - бросили на Кавказ. Помните у Высоцкого?
"А до войны вот этот склон немецкий парень брал с тобою..."
- Ну и что? - обозлилась Люда: все-то знает эта чечмечка! - Я бы с таким никогда...
Но господин Майер ни с ней, ни с Ритой не заговаривал, так что ей не пришлось демонстрировать свое презрение к "фашисту". Зато Рабигуль за него доставалось.
- Чего эти фрицы сюда приперлись? - ярилась Рита. - У них что, своих, что ли, гор нету? Есть! Как их там? Ну, словом, есть горы.
- И своя вода есть, - подхватила Люда. - Мы ж к ним не ездим!
Рабигуль хотела сказать, что немец полюбил Пятигорск еще в юности, но вовремя спохватилась: не стоит подливать масла в огонь, ведь юность Майера пришлась как раз на войну.
- Стране нужна валюта, - примирительно сказала она. - Серафима Федоровна говорит, их путевки намного дороже наших.
- Еще б не хватало! - воскликнула непримиримая Рита. - Это ты у нас артистка, а мы вообще платили двадцать процентов, да еще подбросил профком на лечение.
Ни та ни другая не признавались даже себе, что хотели бы - еще как хотели!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56