Ира несла бидон с киселем или бульоном, Аленка - бутылки с минеральной водой, а главное - листок с вопросами, который тетя Фрося старательно заталкивала ей в варежку.
- Смотри, Аленушка, не забудь, а ты, Ирочка, проследи - ты ведь старшая! Там все записано, пусть скажут, какая температура, что принести, может, фрукты? Сходим тогда на базар, купим, чего там...
Фруктов в магазинах города не было, на базаре драли по двадцатке за килограмм, и покупали фрукты в основном для больных, зорко следя за весами, чтоб не обвесили.
Дежурная нянечка, шевеля губами, читала листок, вписывала красным карандашом температуру, почему-то сердилась.
- Фрукты... Какие там фрукты... Совсем без понятия. Отец погиб, что ли? Никого, что ли, нету? Ну-ну, авось выберется...
На третье воскресенье - у них как раз кончился карантин - тетя Фрося повязалась крест-накрест платком, велела девочкам сидеть дома и отправилась в больницу сама. Она вернулась поздно - кого-то долго ждала: воскресенье же, накричала на Иру с Аленкой, заодно и на Свету - они играли весь день в "дурака", - выгнала всех троих из комнаты и собрала у себя соседок.
- Помирает Аня-то, - сказала она, - воспаление легких еще прикинулось. Врач говорит, осложнение, говорит, есть такое лекарство, новое, вот кабы оно... Я записала...
- Дай-ка. - Борис Васильевич берет бумажку и читает по слогам длинное, никому из них не известное слово - "пенициллин"... - Ну что ж, надо достать.
И все посмотрели на Веру Павловну, глазного врача.
- Я попробую, - сказала она и встала. - Я поговорю у нас в клинике.
- Вы понимаете, о чем просите?
Сергей Львович, главврач, покинул свое удобное кресло и, негодуя, бегает по кабинету. Вера Павловна сидит, опустив глаза, но не уходит: пусть прокричится. Они работают вместе не первый год, она знает - надо ему покричать и повозмущаться, потом он начнет действовать.
- Нет же его еще, практически нет! Лимит на пенициллин строжайший, и я не имею права... Да и где я его возьму, в нашей-то клинике?
- Девочек жалко, - дождавшись паузы, тихо говорит Вера Павловна, - и Аню...
- Какую еще Аню? - Он останавливается с разбегу и смотрит на нее, нахмурившись, недоуменно.
- Которая умирает... Она одна их растит. Ирочка даже на скрипке играет.
- Да при чем тут скрипка? - снова взрывается Сергей Львович, но думает уже, думает, Вера Павловна видит. - Отец погиб, что ли?
- Не знаю, - пугается Вера Павловна, - наверное...
Правду сказать не решается, да и не знает она всей правды.
Но Сергея Львовича ответ ее нисколько не занимает, он его и не слышит: ищет, к кому обратиться за помощью, чтоб вернее всего.
- Может, позвонить в здравотдел? - осторожно помогает ему Вера Павловна.
- А позвоню, что скажу?
- Что остаются двое сирот, никого на свете...
- Ах, Верочка, сирот сейчас миллионы!
Вера Павловна терпеливо вздыхает, снова опускает глаза: без пенициллина она не уйдет. Да и он, старый заслуженный врач, не может уже ее отпустить - там, за мостом, в инфекционной больнице, умирает неизвестная ему Аня, остаются двое детей, пенициллин - последняя, единственная надежда. Лимит... Так он как раз для таких случаев! Сергей Львович садится в кресло и набирает номер - первый из тех, что предстоит ему сегодня набрать.
Звонок, звонок, еще звонок - по цепочке, сверху и донизу. Наконец заветная бумажка с адресами и телефонами у Веры Павловны в руках.
В один конец города - за рецептом, в другой - за самой главной, второй подписью, снова туда, где была, - за драгоценными маленькими пилюлями. Вечером измученная Вера Павловна одолевает последнее препятствие длиннющий железнодорожный мост, отделяющий инфекционную больницу от города. А в больнице ей говорят, что Анна Петровна два часа назад скончалась.
9
Дожди идут днем и ночью - тяжелые, обложные. Не было в этом году бабьего лета, не было печальных и светлых дней. Сразу дожди, холода... И в день похорон - дождь с самой ночи. Дождь по дороге на кладбище, и когда хоронили - дождь, и когда ехали обратно - дождь и дождь без конца.
Тетя Фрося держала девочек за руки, от себя не отпускала, словно боялась их потерять, и плакала, плакала, корила себя, что поздно хватилась, поздно поехала в инфекционку. Вера Павловна с Пелагеей Ильиничной остались дома: пекли блины на поминки - у кого сохранилось с последней выдачи, тот и отдал свою муку бедной Анечке. Вера Павловна мучилась тоже: эти несчастные два часа не давали покоя. Бегала по городу, ждала, как дура, трамваев, надо было ловить такси...
- Какое такси, - пыталась образумить ее Пелагея Ильинична, - где ты его найдешь?
- Люди ловят служебные, - не принимала утешений Вера Павловна, - а я не умею, мне и в голову не пришло. Не привыкли мы, тетя Паша, к роскоши.
Пелагея Ильинична хотела еще возражать - понимала, что надо, что Верочка возражений ждет, - но, посмотрев в окно, увидела Фросю и девочек, всех соседей.
- Приехали, - засуетилась она, - как раз мы с тобой поспели...
До самого вечера все тесно сидели за длинным столом, составленным из отдельных кухонных столиков, сидели и поминали Анну Петровну, давали друг другу слово как-никак, а сестер вырастить, если надо, так и удочерить.
- Ты, Борь, узнай, куда пойти, к кому обратиться, - наставляла тетя Фрося мужа, единственного кроме старика Евсеича в коридоре мужчину. Удочерим, чего там, пусть Анечка спит спокойно.
Борис Васильевич молча кивал, курил самокрутки, подливал в граненые стаканы водку.
- Ты ж, Ира, смотри скрипку-то не бросай, - волновалась раскрасневшаяся тетя Фрося. - Мама говорила, слух у тебя какой-то особенный, значит, играй!
В свое время женщины осуждали Аню - у самой ни плаща, ни пальто приличного нет, а она скрипки тут покупает, в свое время женщины сердились на Иру - пиликает целыми вечерами, как комар пищит, действует всем на нервы, - но теперь соседки дружно поддержали Фросю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73