Ну и не надо! Хотя, честно говоря, странно: рисовал ее, и не раз, - значит, думал о ней? Хотел спросить у Иры, сам говорил, - значит, мечтал о встрече? - а простился сдержанно, безучастно. Хоть бы приличия ради... Нет, он не очень-то вежлив. Даже пальто не подал - так рвался назад, к мольберту и ватману. А натура между тем уходила... Шанс вот так же, случайно, встретиться снова - один из тысячи, из миллиона. Значит, использовал эту натуру полностью уже, до конца.
Лиза сердито тряхнула отросшими за зиму волосами. Чего это она о нем все думает? Сердится на него, скучает... Весна? Весна! "И даже пень в апрельский день березкой снова стать мечтает..." Надо подстричься и купить помаду - ее обмылочек никуда не годится. Вот получит стипендию...
- Лиза, зайдите к Михаилу Филипповичу, - сухо сказала Таня, глядя не на Лизу, а в сторону.
Никуда эта тихая невзрачная девушка от декана своего не делась, не сумел он ее никуда пристроить, хотя место, и неплохое, Лариса для нее нашла. Но Танечка так расстроилась, так расплакалась, что он испугался и отступил.
- Ну что вы, что вы, - бормотал смущенно, - я же хотел как лучше...
Так все и осталось. Только Танечка стала еще печальнее.
- Опять "Интурист" вас запрашивает, - как всегда гордясь своими студентами, с удовольствием сказал декан. - На все майские праздники! Звонили сюда, в деканат: к вам на Ленинские не прорвешься. Что вы там делаете с телефонами? С мальчиками небось беседуете?
- Ага! - засмеялась Лиза.
"Хороша!" - привычно восхитился декан, но восхищение свое постарался скрыть, поднял сурово бровь.
- Телефон - средство связи, а не общения.
- Да? - искренне удивилась Лиза. Такое странное назначение телефона никому из студентов и в голову не приходило. - Надо повесить лозунг!
- Вот-вот, - одобрил ценную мысль декан, - повесьте. Начертайте большими буквами и повесьте. У кабинок. Сколько их там у вас? Две? Ах, четыре! Ну вам поставь хоть сто...
Почему он так любит поболтать с Лизой и не любит с Танечкой? Неужели только из-за русалочьих глаз, пушистых волос необыкновенного, притягивающего взор цвета, стройной, словно выточенной из слоновой кости, фигурки? Приходится признать, что да: приятно смотреть на Лизу и не очень на Таню. Какая все же несправедливость природы Этот ее грустный покорный взгляд, робкий голос; чувство вины перед Танечкой. Не любим мы тех, перед кем виноваты - пусть даже невольно. А Лиза всегда весела, беспечна, и все у нее хорошо, кроме того, кажется, негра, но он, слава Богу, отчалил к себе, во Францию, да еще подонка Сучкова, но Лиза не пропадет и в Москве. И может, лучше, что никуда не поехала: вот же печатается в "Иностранке"! А так бы теряла время...
- Идите, Лиза. И звоните скорее в "Интурист": кажется, послезавтра они приезжают.
Арабы и в самом деле прибыли тридцатого, под майские праздники. А двадцать девятого, в ночь, вдруг взял да и выпал снег. Лиза, окоченевшая на летном поле, стуча зубами от холода, встретила туристов у самого трапа.
- Сюрприз! - весело сказала она. - Ведь вы не знаете снега!
С неба всем на голову валилось что-то мерзкое, слякотное.
- О, мы столько о нем слыхали! - обрадовались арабы, и все как один вытащили из сумок шапки-ушанки. Откуда, интересно, они там взялись, в Сирии? Видно, загнали по дешевке наши туристы или совершили знаменитый "ченч" - это английское слово знал весь мир. Лиза в своей косыночке, хоть и под зонтиком, здорово позавидовала мудрым арабам.
- Вот и хорошо! - звонко сказала она. - Молодцы! А впрочем, что нам погода? Ведь вы туристы! Вы в Москве в эту погоду и ни в какую другую уже не будете. Так что улыбку на лицо и вперед - познавать столицу.
Работа началась. И был Кремль и Красная площадь, улочки старого Арбата и музей на Волхонке. Пока они ходили по его залам, стихия утихомирилась, и только мокрые тротуары да остатки снега на зеленой травке газонов напоминали о капризах природы. Арабы сняли шапки, Лиза сложила зонтик, и все они, подкрепившись горячим борщом, огненным чаем, какими-то замысловатыми блинчиками, отправились в цирк.
Арабы хохотали, как дети: клоуны с фонтанами слез и рыжими париками покорили их совершенно. Глядя на них, смеялась и Лиза. А уж когда под куполом, сверкая блестками, полетели гимнастки, вся группа просто оцепенела от восхищения.
Майские праздники встретили в Ленинграде с его свирепым ветром с Невы, потом отогрелись в Тбилиси - там все цвело и благоухало - и снова вернулись в Москву. Черные глаза сирийцев ласково смотрели на Лизу - ну к этому ей было не привыкать: светлые волосы, светлые глаза неизменно поражали арабов, - а она все скучала о Лёне. "Ну что я за дура? - пыталась образумить себя Лиза. - Я ж его почти не знаю. И разве я влюблена? Кажется, нет. И разве так уж было мне с ним интересно? Почему же скучно мне без него?"
Так говорила она себе, а сама все выискивала Лёню в толпе, глядя на нее сверху вниз из высокого интуристовского автобуса, отрываясь, чтобы объяснить то-то и то-то, ответить на самые разные вопросы, обратить внимание туристов на во-о-он ту церковь или вон тот памятник. А уж когда арабов она проводила, началась подлинная, настоящая маета.
Май летел по Москве - душистый и юный, - а она страдала. Сессия приближалась - трудная, летняя, с шестью экзаменами и пятью зачетами, - а ей было не до нее. И спать стала плохо, и есть не хотелось. И в конце концов она разозлилась: "Почему я должна мучиться? Что я такого сделала? Почему вся власть в руках у мужчин, а мы должны сидеть и покорно чего-то ждать? Вот возьму и приду! Скажу... Что сказать-то? Ах да, он же не показал мне картину! Я сидела, он рисовал, а что получилось, не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73