Ангел всегда из себя выделывал "взрослого мужчину", а тут какие-то мама-папа... Может быть.
- Ладно, - сказал он, - спасибо за информацию.
- Он обещал написать! - Крикнула вслед Алена, - заезжай!
Макс медленно вырулил за ворота.
Ну и куда?
Может пойти на дискотеку и оторваться по-черному?
Пожалуй, так и надо сделать, сказал он себе, а его Харли помчался совсем в другую сторону, в любимый лесок.
Там он зажег костерок, нагреб кучу палой листвы, бросил на неё куртку, лег, поудобнее устроился, и закурил.
Недавно его угостили марихуаной, но тогда ему не хотелось, а сейчас, он понял, что в это трудное для него время сигарета подспасет.
Костерок грел лицо, стояла осенняя тишь в леске, Макс затянулся два раза, достал бутылку минералки, выпил из горла, и затянулся снова...
Откинул голову на кучу палой листвы...
И появились почему-то Ангел и Улита. Улита - позже. Сначала
- Ангел.
Он стоял в стороне, нахмурясь и забросав глаза челкой, - а Макс любил, когда Ангел отбрасывал челку и смотрел удивленно свои - ми ярко синими глазами, - поэтому Макс часто лепил какую-нибудь ерунду, чтобы увидеть забавный и такой милый взгляд этого славного парнишки!
Вот он, стоит и хмурится. Обижается на что-то.
- Садись, - пригласил его Макс, - посиди со мной... Видишь, я совсем один.
Ангел сел, но не рядом, а чуть поодаль.
И тут появилась Звезда! Улита.
В невероятном наряде: серебряное платье до земли, с длинным узким разрезом на груди, серебряные длинные серьги, сверкающие в свете огня.
Она была так молода и прекрасна!
И ей он сказал: садись, - на "ты", - я так одинок.
Она села на землю в своем тонком платье и он тут же бросил ей небольшой плед, который теперь всегда возил в кармане Харли - для нее.
Она подложила плед и обняв руками колени, стала смотреть на огонь.
Ангел исчез, истаяла его тонкая фигурка вдали...
Тогда Макс, томясь всем телом и сердцем, и душой - сказал ей, сядь рядом со мной. А она прилегла к нему, - легла.
И он прижался к её почему-то холодному телу и сказал: я согрею тебя, тебе будет тепло со мной...
И правда - её тело стало согреваться и она прижалась к Максу вплотную, так, что он смог обнять её всю, скрестив руки на спине, а она обхватила его за шею.
И они поцеловались.
Ее губы и поцелуй были будто из воздуха, чуть более плотного, чем настоящий, а он целовал её сильно и часто, чтобы её губы хоть немного согрелись, как согрелось тело, и не были столь неуловимо воздушны... И губы под его поцелуями стали плотнеть, теплеть, и он целовал уже настоящие женские губы, губы его Улиты...
Их тела вдруг поднялись в воздух и свились вместе. И он не чувствовал, где руки, ноги, её, его... - все обвилось как лианы...
А сердце наполнилось таким необычайным восторгом, что слезы полились и из его и её глаз и это были их общие слезы.
Неведомый восторг перешел в безумство их общего тела и охватил их. Они потерялись в нем, этом восторге, колыхаясь своим телом все выше и выше, в небеса...
Очнулся Макс от холода. Костер загас. Стояла тьма и его трясло от холода, но все его существо помнило их соединение в воздухе, их поцелуй, из воздушного превратившийся в настоящий... Он любил ее! И она любила его!
Они любили друг друга как мужчина и женщина! - Но - странно и совсем не так, как он делал это на земле, с земными красавицами.
У него ещё оставалась марихуана, но он высыпал её в маленький костерок, который разжег, иначе бы заледенел.
Часы показывали половину второго ночи.
Ого! Значит он грезил здесь два часа! Но так грезить он готов был бы всю жизнь, и не просыпаться...
- Значит, ты хочешь ее?
- Значит, да, - ответил он тому, кто его спросил.
- И давно?
- Не знаю. Возможно, всегда.
- Ты расскажешь ей об этой ночи?
- Нет, я никогда не расскажу ей об этом... Это была марихуана...
- Всякие видения посещают нас... Во всякие времена... - сказал голос, который здесь в лесу разговаривал с ним, - но не все они - одинаковы в смысле правды...
- Марихуана не может дать правду? - спросил он.
- А это ты должен сам понять, - рассыпался тихим смехом голос, удаляясь.
И только посвист ветра говорил с ним на своем непонятном языке.
Что он ей скажет, когда увидит ее?..
Он скажет, что такая любовь посещает земных людей, наверное, раз в столетие. Не смейтесь, - скажет он ей, это правда, я знаю. Я ведь совсем не такой, как с вами... Я - другой. Не очень хоро - ший. И с женщинами иной раз веду себя так, что потом мне стыдно, но прощения никогда не прошу... Но не будем говорить об этом.
Будем - о любви... Любовь и страсть - до познания добра и зла...
До змия... Так не бывает, возразит она. Но если у нас с вами так, то значит - бывает? - ответит он.
Адам и Ева до познания греха?.. А теперь ты один сидишь в холодном предутреннем лесу и рядом с тобой никого. Но была!.. Это зависит от твоего воображения... Была!
Он вскочил на Харли и помчался в город.
А в семь утра позвонил Улите.
Она не спала всю ночь, какие бы снадобья не принимала. Сон не шел. Она думала обо всем и обо всех. О тех троих из сценария и их трагической любви, о себе и Максе, что надо, необходимо, прямо завтра сказать ему, что она уезжает.
И прятаться от него то время, пока она в действительности не уедет. В Питер!
Но почему она так всполошилась?
Потому что идет время и Макс надолго пропадает куда-то. И есть какая-то девочка-мальчик... И не должно быть в его жизни - Улиты.
... Надо, надо уехать, твердила она себе так же, как несколько недель назад твердила Ангел.
Улита схватила трубку и, услышав голос Макса, какой-то странно взбудораженный.
- Улита, - сказал он, - простите, что я так рано, но мне... Мне очень нужно вас видеть. Можно?
- Макс, конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90