И В.В. успокоенно подумал: во время. Не поздно. В самый раз. Митя стал мужчиной.
А Митя, хлипкий на вид, но никогда не болевший, и в самом деле заболевал. И не понимал - чем. Вдруг, среди дня на него наползала, наваливалась тоска. Она давила и жала, голова становилась пустой и гулкой. Поиздевавшись, тоска убиралась и сменяя ее, влетала тревога со своими бубнами, танцами, тряской. И тогда из глуби выныривало то словечко: ПОЗДНО.
И Митя не знал, что делать.
Он пил какие-то патентованные средства, транквилизаторы, - потихоньку от Нэли, чтобы она зря не волновалась. Они на корот
кое время помогали, но потом все приходило в той же последовательности.
Он боролся.
Всеми возможными средствами, уже сам, без лекарств. Стал болтливым и шутником. Потому что, когда он говорил, ТЕ притихали... Но не будешь же все время нести чушь, - вон и Нэля стала посматривать на него с боязливым интересом.
Тоска и тревога, побесившись и разрушив его устоявшийся было мир, как налетали внезапно, так внезапно и исчезали, а он оставался, опустошенный, мокрый от пота, без сил и мыслей. Но все равно группировался для следующего их удара, - сжимался, гнал этих гостий внутренним с ними пренебрежительным монологом, уверяя, что силен и ему нечего и некого бояться. Боялся он только
воспоминаний...
Митя похудел и стал похож на себя прежнего, только глаза его выдавали: странно опустошенные, как бы покрытые пеленой тягучей тоски.
Он заказал себе притемненные очки и стал ходить в очках. Так было легче.
Нэля переполошилась: что с тобой? Ты, что? Слепнешь?
- Да нет, - смеялся он, - интересничаю. Применяюсь к новой обстановке. Как тут говорят - меняю имидж.
Нэля успокоилась, а В.В., увидев его в очках, одобрительно отметил: очень верно. Вам идут очки.
Так шли дни, недели, месяцы, - в постоянной тревоге и борьбе. И когда однажды Митя, встав утром, подумал, что больше не выдер
жит, - совершит что-то безумное, понял, что ИХ нет. Они, - и
черная тоска, и сумасшедшая тревога, - ушли и кажется, навсегда.
Он победил их.
А днем позвонил В.В. и сообщил, что из Москвы прилетает "важная птица" и Митя во второй половине дня завтра должен придти на прием к той "птице".
До этого может заниматься, чем хочет, - хоть бежать на свидание, засмеялся В.В. и уже серьезно добавил: отдохните, подумайте, как будете говорить с ним... Удачи. Я буду поблизости, так что - не волнуйтесь, Митя...
Митя вдруг ощутил силу и радость. Все закончилось. Заканчивался этап его жизни, и тоска и тревога вполне объяснимы и естественны. И ничуть не поздно!
Он почувствовал себя победителем, свободным ото всего и от всех.
Нэля была уже значительно беременна и очень тяжело на этот раз носила, - это говорило о том, что будет девочка.
О дочери Митя думал с восторгом.
Счастливый день перемен выпал на буйную сказочную весеннюю погоду.
Небо было голубым как глаза незнакомки, ветерки, ласковые и шаловливые, перелетали с малого листка на листок, - все в мире было гармоничным и прекрасным.
Митя поднялся с настроением поющим и танцующим и только Нэля со своими заботами несколько омрачила его: надо было забрать из холодильника две ее шубы и обязательно купить всяческих химикатов для домашней чистки. Нэля не успевала.
Митя рассчитал, что как раз после этих походов прямиком попадает к "важной птице", где и решится одномоментно поворот в его судьбе. Чтобы мотаться по нэлиным делам, не надо было официоза в одежде, - Митя накинул ветровку и джинсы и отправился.
Когда он вышел, как говорят у нас в России, - за порог, то даже остановился, - так прямо и откровенно било в глаза солнце и воздух казался напоенным ароматами райских садов, хотя это был всего-навсего Нью-Йорк.
Митя решил пройтись, - наверное, - в последний раз!
Защемило сердце, сжалось, нашла какая-то неведомая туча и все померкло вокруг в предчувствии беды. Но он отогнал это ощущение,
- уже умел.
Первым делом он направился в бывшую лавку грека, - того нет, но может племянник напоит кофием и это как-то сгладит грусть.
Лавка была закрыта и унылый краснорожий племянник подметал плитчатый тротуар перед ней. Видимо узнав Митю, племянник поднес руку к старой полисменской фуражке без эмблем, Митя ответил молчаливым поклоном и вдруг почувствовал свою загадочность, раздвоенность и, появившуюся внезапно, рысью настороженную повадку.
Ветровку он скинул и повесил на плечо - жарить стало заметно.
В заднем кармане джинсов ощутил какую-то тяжесть... - оказалось, нож-наваха. Когда он засунул сюда нож?.. Не упомнить.
Однако присутствие навахи возбудило его и взбодрило.
Еще вкрадчивее стала его походка, бледнело и юнело лицо с высокими скулами и раскосыми глазами, трепетали тонкие ноздри, будто предвосхищали добычу. А улицы вели его и кружили, и он отдался их хитросплетениям и тайным замыслам.
Дома становились старее, беднее, вот промелькнуло варьете, где когда-то, - тысячелетие назад! - выступала стриптизерка Анна Шимон...
Дальше пошло незнакомое. Митя шел, не торопясь, - у него была уйма времени до встречи с "птицей"
А Нэля подождет, - он вполне может взять ее шубы завтра.
Из подъезда, зазвенев стекляннометаллической дверью, вышла девочка лет пятнадцати. Та девочка из театра абсурдистов! - ка
кой должна быть его дочь, которую он назовет - вопреки всем недовольным родственным шорохам - Джоан, или на русский манер,- Джанной.
Прошло много лет, а девочка находилась все в том же возрасте
- но это не удивило Митю, - девочка была та самая! Та же курчавая, будто резиновая толстая косичка на спине, то же белое крахмальное платье, шелестящее о смуглые тоненькие ножки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183