Весной, пятого мая (за три минуты до полуночи, если быть точной), мы гуляли по парку «Христианской науки» после первого бостонского эстрадного концерта. Деревья уже зацветали, но сами цветы еще парили в зеленом кружевном мареве распускающейся листвы. Питер снял свои сандалии и, опустившись на колени, помог мне снять мои, прежде чем затащить меня в расположенный поблизости пруд. Вода доходила нам лишь до лодыжек, но она пощипывала ноги, как океанская вода в заливе Мэна, от которой коченеешь даже в самый жаркий день.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
Я не смела сказать, что думаю о том, как он целует меня, поэтому отвернулась.
Он развернул меня лицом к себе и приподнял пальцем мой подбородок. Его губы легко и нежно коснулись моих губ.
– Пойдем ночевать ко мне. Мы достаточно долго ждали. – Эти девять слов висели между нами, пока я не кивнула.
Мы заскочили в трамвай. Он тащился до его дома неимоверно долго.
Я пребывала в легкой панике. Дэвид был единственным мужчиной в моей жизни. Сексуальная революция никак меня не коснулась. Да и вообще мы с Дэвидом лишь время от времени занимались любовью. Я никогда не понимала, из-за чего поднимают столько шума.
С той минуты, как я согласилась, Питер крепко держал меня за руку, словно боялся, что я передумаю. А боялся он совершенно напрасно. Более того, я сама не отпустила бы его, если бы передумал он.
Как только мы вошли в его дом, к нам бросилась Босси. Ни в одной из моих фантазий не было menage a trois за компанию с представительницей собачьего племени. Питер выставил собаку в садик и повел меня наверх. Мне вспомнилось, как Рэт Батлер нес Скарлет вверх по лестнице, но в особняках Юга лестницы широкие. А на винтовой лесенке в доме Питера мы могли бы сломать шею, если бы он оступился. А кроме того… это была не фантазия. Все происходило наяву.
Питер расстегивал мою блузку, а я жалела, что не надела более соблазнительное нижнее белье. В детстве мне никогда не говорили надевать ежедневно чистое нижнее белье на тот случай, если придется зайти к врачу, как советовали матери моим подругам.
Моя мать говорила:
– Надень красивое нижнее белье – вдруг ты встретишься с Патриком. – Мы обе потеряли из-за него голову, когда я училась в средней школе.
Поскольку все школьные годы мама бдительно стояла на страже моей девственности, я удивлялась, с чего она решила, что я могу показать Патрику мое нижнее белье, даже если он по какой-то невероятной случайности и объявится в нашем массачусетском Конкорде. И вообще, он был слишком стар для меня.
Однажды вечером, когда мы смотрели по телевизору какой-то старый фильм о Далласе, я спросила ее:
– Почему ты всегда так беспокоилась о моем нижнем белье?
– Чтобы у тебя было приличное белье на случай аварии, если бы тебе пришлось раздеваться в больнице, – сказала она.
Когда Питер добрался до моих трикотажных трусиков, он обнаружил на них изображение льва со словом «Вторник». Дело было во вторник.
– Эротично, – сказал он и поцеловал льва. Мои бедра затрепетали. Я почувствовала сильное сексуальное возбуждение. И мое желание было удовлетворено.
Джуди и Марк Сментски живут в собственном викторианском особняке в десяти минутах ходьбы от дома Питера. В переднем дворе красуется железное деревце высотой в человеческий рост с квадратными железными листьями. Произведения Марка заметны повсюду – как снаружи, так и внутри дома. Входя в прихожую, видишь фигуру зеленого рыцаря, собранную из доспехов. А сегодня вечером какая-то странная бумажная индюшка висит на одной из его зеленых металлических перчаток. Но Марк тут ни при чем – эту мексиканскую поделку купила и выкрасила в зеленый цвет Джуди. В честь романа о короле Артуре «Сэр Гавейн и зеленый рыцарь» она назвала свое приобретение Герлахом Пустынником.
– Сейбл нарядила нашего зеленого рыцаря, – говорит Джуди, забирая наши куртки, и показывает на бумажное украшение.
– Привет сладкой парочке, – не вставая с кресла, кричит Сейбл из комнаты, которую Джуди называет малой гостиной – из прихожей видны еще четыре такие же.
Благодаря большим арочным проемам их дом кажется очень открытым и просторным. В принципе, эти проемы можно закрыть раздвижными дверями, но Джуди нравится быть в курсе дел всех обитателей ее дома (детей, собак, птиц, котов и грызунов). Сейбл дуется на всех на свете, поскольку ей не разрешили водить машину. Вчера, приглашая нас в гости, Джуди предупредила меня об этом. Сейбл достаточно хорошо относится к нам, чтобы забыть на время свою хандру и обнять меня и Питера. Мельком взглянув на индюшку, она, приплясывая, удаляется. Марк, который почти на двадцать лет старше нас с Джуди, принес четыре бутылки пива «Амстел».
– Я сбежал от Сэма Адамса, – говорит он.
У него седые длинные волосы по моде шестидесятых годов. Но, в отличие от шевелюр большинства экс-хиппи, они не поредели – он похож на настоящего Санта-Клауса. Он одет в джинсы, клетчатую фланелевую рубашку и рабочие ботинки.
– Что вы думаете по поводу последней израильской заварушки? – Марк пьет пиво прямо из бутылки.
– Я уже устал от всех этих военных разговоров, – говорит Питер, потягивая пиво.
Волоча за собой плюшевого медвежонка, к нам медленно подходит Саша, одетая в выцветшую пижамку. На ногах у нее пушистые тапочки с забавными кроличьими мордочками и ушками.
– Мы будем сегодня петь хором? – спрашивает она.
– Не знаю, милая, мы можем нашим домашним кошачьим концертом распутать гостей.
– Вот уж нет, – говорит Питер. – Мы любим домашнюю самодеятельность. – Его «мы» трогает мне сердце.
Сейбл, проходя по кухне, заявляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83