Он глядел на
него стеклянным взглядом и не отшатнулся от меня, когда я опустилась на
колени рядом с ним. Одна рука поднялась, погладила сияющую игрушку. В
широко раскрытых глазах мелькнула искорка интереса. Я вложила прядь ему в
руку.
- Идем, Асрен, - мягко попросила я. Смахнув с лица его свалявшиеся
грязные волосы, я взяла его свободную руку. Он позволил мне поднять его на
ноги. В дверях Мазлек взял его за другую руку.
- Идем, мой государь, - сказал он.
Из-за маски я не видела, как он плачет, но слезы падали из-под нее
ему на грудь темными полосами.
Мы покинули темницу, прошли через погреба и поднялись по бесконечным
лестницам ко мне в комнату. Асрен не издал ни звука; завороженный куском
янтаря он, казалось, не замечал ничего иного.

3
Утром я отправилась к Вазкору.
У двери его, как и сказал Мазлек, стоял воин, но для меня не
составило труда попасть к нему. Было еще рано, но Вазкор уже поднялся и
был одетым, хотя и без маски; он сидел за столом у открытого окна, читая
расправленные перед ним документы. Я подумала, что он, возможно, еще слаб
и болен, но он не жаловался ни на слабость, ни на болезнь. Наверное, мое
собственное горе отпечаталось на его внешности, делая его неуязвимым,
жестоким и сильным.
Он поднялся и стоял, глядя на меня и на мою позаимствованную одежду.
- Доброе утро, богиня. Я должен попросить в Эшкореке золотую маску
для тебя.
- Вазкор, - сказала я. - Я нашла Асрена.
Его лицо изменилось, легкое смещение темных плоскостей. Он равнодушно
переспросил: "В самом деле? Должно быть, это не доставило тебе
удовольствия".
- Тут дело не только в моем неудовольствии. Я нашла его, и теперь он
у меня в комнате. Он под моей защитой. То, что ты с ним сделал, невыразимо
словами, непростительно, и я не позволю тебе больше ничего сделать.
Мельком посмотрев на меня, он отвернулся и принялся складывать в
стопку бумаги на столе.
- Если ты желаешь быть его нянькой, то это твое личное дело, богиня.
Тебе придется кормить и одевать его, мыть, помогать ему отправлять свои
человеческие надобности и подмывать его после этого. Задача, которую я
вряд ли поручил бы твоим заботам. Однако если это утешит тебя, то
пожалуйста. Я только попрошу тебя не перенапрягать свои силы. У тебя скоро
будет собственный ребенок.
- Ребенок? - переспросила я, чувствуя, что задыхаюсь. -
Р_е_б_е_н_о_к_? Твое семя, Вазкор. Существо, которое несомненно будет
иметь сходство со своим родителем. Почему ты не убил его? Почему ты убил
только мозг?
- Он еще может быть полезен для меня. В его нынешнем состоянии я могу
управлять им, когда и как пожелаю.
- Нет, - заявила я.
- В настоящее время нет, - поправил он. - Я рад, что ты спасла его,
богиня. Наверное, ты очень удачно предвидела события.
- Ты больше не причинишь ему вреда, - поклялась я.
- Ты забываешь, богиня, что тебе тоже доводилось уничтожать людей без
причины. Твой Мазлек, думаю, вспомнит караванщиков, которых ты убила
просто для доказательства, что они - твои. Наверное, это и будет твоим
ответом мне - убить Асрена, когда я приду за ним.
Я оставила его и вернулась к себе в комнату, вспомнив о том, как
стояла перед ним на коленях в пещере и плакала из-за него, и чувствовала,
что сойду с ума.
Однако Асрен у меня на какое-то время в безопасности. Черная тень
какое-то время не будет нас тревожить.

Он, казалось, толком не сознавал своего нового окружения. Я не могла
определить, сделался ли он сколько-нибудь счастливее или нет. За его
телесными надобностями стала присматривать в конце концов не я, а хромая
девушка; она заботилась о них прежде, и ее это, похоже, не расстраивало. Я
тогда ненавидела себя за то, что не могла делать для него этого, не давала
себе никакого покоя, и все же это было настолько чуждо моим собственным
надобностям... Наверное, со временем я смогла бы научиться. Но когда он
бывал чист, она приводила его ко мне, и я одевала и кормила его, как малое
дитя. Не помню, доставляло ли мне это какое-то удовольствие, какое-то
косвенное материнское удовлетворение. Помнится, делая это, я часто плакала
потихоньку, чтобы не смутить его своими слезами. Он легко смущался и
пугался, как малый ребенок. Дождь за окном, какой-нибудь шум в башне,
внезапно открывшаяся дверь в мою комнату - любое из этих событий могло
вызвать у него шок и заставить спрятаться за ближайшим предметом
меблировки.
Попытки занять его поглощали мои дни - драгоценными украшениями как
игрушками, тенями от моих рук на стене, принимающими облик каких-либо
зверей или птиц с крыльями. Я нашла путь на окруженную зубцами крышу и
выводила его туда на прогулку со следующим за мной, как тень, Мазлеком:
взад-вперед и вокруг, вдоль мрачного парапета. Мазлек поймал на складе
мышь и принес ее ему. Мы кормили ее остатками сыра и хлеба, и она очень
быстро стала совсем ручной, не проявляя никакого желания убежать. Асрену
нравилось наблюдать за мышью и гладить ее. В эти минуты на лице у него
появлялся еле заметный отблеск интереса, и я ухватывалась за него в
безграничной надежде, что смогу восстановить разум и обучить его быть
таким, каким он был. Но мне было нечего исцелять, ибо ничего не осталось.
Ничего. Он спал на тюфяке у моей постели; он мог бы получить постель, а я
тюфяк, но занавески пугали его, и он там не засыпал. По ночам я лежала без
сна, прислушиваясь, как он дышит во сне, спокойно, сладко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176