Ноги ее сильны и выносливы, да и сама она такая же. Она никогда не спала больше трех или четырех часов.
На исходе третьего дня она всмотрелась в даль с вершины горы и увидела, что холмы кончаются и переходят в пустынную местность, в дикую степь. Высокие травы колыхались, как морские волны, кое-где росли сухие узловатые деревья. Луна, мерцающая белым светом, стояла низко, и, казалось, будто порывистый ветер настойчиво пытался сдуть ее к краю небоскреба.
Необъятное открытое пространство чужой земли внушало ей неприятные чувства.
Оайве уже прокладывала путь в траве по пояс, когда взошла луна и на черном обсидиане небесного свода холодно заблестели звезды.
Утром Оайве увидела деревню. Она провела ночь совсем рядом, их разделяла только вершина низкого холма.
Десяток крестьянских лачуг стояли среди полей. Крыши их покрывала солома, из труб струился дым. Тот, кто называл себя Седым, проходил через эту местность и Оайве знала это.
Тропа, ведущая в деревню, извиваясь вела между полями и крестьянскими хижинами к утоптанной площадке с колодцем посередине. Две женщины наполняли свои кувшины. Они взглянули на Оайве, когда она подошла.
— Можно мне взять немного воды? — попросила жрица. Женщины не ответили, но деревенский народ обычно опасался чужих, и она спросила снова: — Можно мне взять воды? Я иду издалека и очень хочу пить.
Обе женщины поступали несколько странно. Не отводя от Оайве глаз, они отошли от колодца и от жрицы. Одна осторожно поставила на землю свой кувшин, другая крепко прижала его к груди. В этот момент из дома вышла девочка и вытаращив глаза, издала пронзительный вопль.
Оайве стало страшно. Нужно было успокоится. Хотя на ее просьбу не ответили, она зачерпнула воды из колодца и напилась из наполненных ладоней. Жрица чувствовала, что за ее спиной все больше людей стекалось на площадь и теснилось вплотную друг к другу на безопасном расстоянии от нее.
Наконец Оайве взглянула на них. В нескольких шагах перед толпой стоял рослый широкоплечий мужчина. К нему она и обратилась:
— Спасибо за сладкую воду.
Его лицо было как камень. Он явно решил не показывать своих чувств.
— Вы немедленно уйдете, — его губы едва шевелились.
— Хорошо, если вы настаиваете. Не видели ли вы мужчину в сером с седыми волосами?
— Вы немедленно уедете, — повторил мужчина без выражения.
— Сначала ответьте на мой вопрос.
Шушуканье в толпе стало громче. Что-то острое ударило жрицу по плечу. Кто-то бросил в нее камень.
— Проклятие! — крикнул мужчина. — Вы что с ума сошли?
Он взглянул на Оайве сквозь полуприкрытые веки:
— Да, он был здесь, и сказал, что вы преследуете его.
От выпитой воды у нее внезапно заболело горло. Она должна была понять, что Седой Волк с помощью своих собственных колдовских Сил увидел, что она следует за ним.
— Почему вы меня боитесь? — спросила она мужчину. Сзади в толпе одна женщина пронзительно крикнула:
— Прогоните ее! Убейте ведьму! Убейте ее!
Оайве обернулась на голос:
— Если я так опасна, почему вы верите, что меня можно убить?
Она покинула колодец и пошла прямо на толпу, боязливо расступившуюся, чтобы пропустить ее. Когда Оайве миновала последний дом, вслед за ней полетели камни.
Хитрый Седой!
Она могла представить себе, что он рассказывал. Проклятая ведьма с побережья преследует его, чтобы отомстить. По-видимому, без причины, или потому, что он потянул за хвост ее любимую кошку или наступил на ее жабу. Ведьма безумна, зла и коварна. Остерегайтесь ее! Она может выглядеть как молодая девушка, но это лишь маска, которую она надевает, чтобы обмануть вас, ввести в заблуждение. На самом деле она стара и безобразна, и вместо волос на ее голове извиваются змеи… И когда Оайве думала о том, что он говорил о ней и что он сделал, она спрашивала себя: не верил ли отчасти он сам в свою историю?
Остаток дня она шла по пустынной местности, и деревни ей больше не попадались. Только к полудню следующего дня Оайве увидела несколько тесно прижавшихся друг к другу хижин и обошла их стороной. Мужчина, работавший на скудной ниве, увидев ее, поспешно убежал.
Она собиралась попросить еды, ведь то, что она взяла с собой уже давно кончилось. За это она могла вылечить с помощью своих знаний больного ребенка или даже почистить горшки, если для нее не найдется другой работы. Но сейчас никто не даст ей и куска хлеба, никто не захочет ее помощи — об этом позаботился Седой. Хотя она и знала о его способностях, она его явно недооценила.
С тех пор она начала питаться тем, что ей могла предложить земля. Она ела кизиловые корни, которые можно было найти на лугу, пила горькую на вкус воду ручьев. Грязную буро-зеленую степь покрывали заросли осеннего дрока и бледно-пурпурной степной травы. Часто шел дождь, но он не бывал долгим. В накидке из овечьей шкуры ей было тепло и почти сухо.
На восходе и закате солнца она произносила слова ритуала, иногда забывая некоторые из них, словно чужой край отнимал их у нее.
На девятый день своего путешествия Оайве увидела на горе разрушенную башню и маленький поселок, прижавшийся к ней.
Зазвучал колокол. Звон его был печален, словно звал на похороны. Она намеревалась держаться подальше от жилья, но тут у подножия горы между деревьями сверкнула гладь пруда.
Она пила из него, когда увидела, как из поселка по вьющейся с горы дороге к пруду спускалась процессия людей. Мужчин в черных одеяниях она приняла за священников. Их напряженные лица замерли и побледнели, и они усердно трясли деревянными трещотками, с помощью которых, как полагали суеверные люди, можно было прогнать злых демонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26