Здесь не любили говорить вслух, если этого можно было избежать.
Затем они оставили его в одиночестве. Они не подозревали его ни в чем. Или она не подозревала его. Или они ценили себя выше, невзирая на то, каковы его замыслы и характер.
Регер не спеша прошел в ворота, которые послушно пропустили его, и спустился на лужайку. Там, стоя на траве в ее саду, в ночь Застис, он вспомнил дом за кружевницами и то, как он тогда впервые пришел к ней.
Однако в Ашнезии даже воздух пах совсем по-другому — сухостью и пустотой, как в заброшенных руинах, кое-где разбавленный хищным, но надоевшим ароматом орхидей.
Он положил руку на железные ворота.
Он должен войти в здание через дверь в задней части башни, там, где по камню взбираются виноградные лозы. От двери коридор проведет его в ее зал, огромный правильный овал с выложенным мозаикой полом. На стенах нарисованы низкие холмы и танцующие девушки в светлых одеждах, застывшие на пшеничном поле, сейчас залитом светом ламп-лотосов. На очаге, где в холодные месяцы вечерами иногда расцветал огонь, в беспорядке лежали цветы, распространяя пыльно-сладкий запах. Огромная серебряная змея с глазами из сливочного янтаря, свернувшись, охраняла очаг. Другой обстановки почти не было.
Аз’тира ждала у очага, рядом со змеей. Она надела платье того же цвета, что и одеяния девушек на настенной росписи, и не добавила к нему ни одного украшения.
В тишине дома хорошо были слышны шаги Регера, легкие, словно поступь льва. И то, что он ни разу не останавливался.
Глаза девушки вспыхивали огнем, но лишь в той же мере, как у неживой змеи. Если она и дышала, внешне это никак не проявлялось.
Тяжелый занавес у входа со звоном отлетел в сторону.
Он не остановился даже на пороге, а стремительно пошел через комнату, по узорному полу. Его глаза видели только Аз’тиру и ничего больше. Даже змея не привлекла его внимания. Он ступал под лампы, и они озаряли его золотом, одна за другой, пока, наконец, в десяти шагах от нее его путь не подошел к концу.
Он пришел в город богов как бродяга. Очарование и оковы Саардсинмеи сгинули, прошло два года, лес сопротивлялся и терзал его. Но под грузом всего этого сейчас он более, чем когда-либо, оставался, нет, сделался королем. Его черные глаза сосредоточились на ней, и в них было все, что она помнила: красота, сила и прозрачность. Та чистота, которая сама по себе является силой.
Девушка, стоящая перед очагом с цветами, протянула ему руку ладонью вверх. На белоснежной ладони лежал треугольник матового металла.
— Монета, которую твой отец оставил твоей матери, — сказала она. — Дрэк, который ты дал мне для считывания. Мое доказательство на случай, если оно понадобится.
— Доказательство чего? — переспросил он.
— Того, что я жива.
— О, госпожа, мне известно, что ты жива, — произнес он, стоя в золотой тени.
— Так же, как и то, что я умерла?
— Да. Ты умерла и проснулась, и вот ты здесь. Богиня Аз’тира.
Она продолжала протягивать ему дрэк Йеннефа. Но он не подошел ближе, чтобы принять его.
— Я взяла его с собой в могилу, чтобы утешиться, — сказала она, но ее рука упала, сомкнувшись на монете.
— Подобные тебе живут вечно, — проговорил он. — Зачем тебе понадобилось утешение?
— Потому что я была там без тебя, — ответила она.
Он промолчал. Теперь он стоял совершенно тихо, как до того она, и как сам город.
— Выслушай и поверь в услышанное, — заговорила Аз’тира. — Я предвидела свою смерть, но и только. Я предсказала убийство и свой конец. Я умоляла тебя прийти на мои похороны, поскольку посчитала, что гробница выдержит землетрясение и напор воды. Для меня это был единственный возможный выход. Но, умирая, я радовалась, веря, что ты выживешь.
— Спасибо тебе за это, госпожа. Но ты не дождешься благодарности от Саардсинмеи.
— Я не склонюсь и не буду унижаться перед тобой, — резко отозвалась она. — Если я чего-то стыжусь, это мое дело. Если это зло и мой грех, то они опять же мои и не касаются того, что между нами. Я думала, что умру — о да, душа бессмертна. Но тело и душа — чужие друг другу. Я… От меня не должно было ничего остаться. Ты думаешь, вернуться из телесного разложения так просто? Ты сказал, что я проснулась. Нет, Регер. Это был не сон. Я надеюсь рассказать тебе об этом, но не сейчас.
— Возможно, этого никогда не случится. Ты позвала меня сюда каким-то колдовством?
— Не магией и не силой воли или разума. Только моей памятью о тебе. Тем, что порой плакала о тебе. Но я вижу, ты не намерен слушать.
— Мне было приказано помнить о тебе. Я так и делал. С тех пор, как я оставил Элисаар, не было дня или ночи, когда я не думал о тебе. Ты стояла рядом, Аз’тира, как зловоние исковерканной плоти и морской грязи, как сотни битых камней.
— Хватит, — сказала она. — Ты не можешь убить меня, чтобы отплатить за преступление моего народа.
— Видимо, не могу.
— Тогда что ты намерен делать?
— В мыслях, госпожа, я жестоко убивал тебя множество раз, — ответил он. — Так, как Висы топчут змей. Ломал тебе шею. Это картина снова и снова приходила ко мне.
— А в этих мыслях тебе никогда не виделось, что я восстаю из мертвых и убиваю тебя молнией? — она повысила голос. Теперь она словно горела ледяным огнем, ее белизна стала мертвенной. Внезапно она перевела глаза на очаг, слегка подняв руку. На камнях, но не на цветах, вспыхнуло пламя, выстрелило вверх, устремившись лучом света в трубу, и озарило кровавым светом ее бледность и серебро змеи.
Он почувствовал жар огня на своем теле, но тут снова стало прохладно. Цветы все так же лежали на очаге, и лишь свет висящих ламп золотил все вокруг.
— Ты никогда не сможешь убить меня, Регер, и, очевидно, я пожалею тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126