— О каком же сорте женщин вы говорите?
— В вашем присутствии я могу говорить только о наивысшем их сорте.
— Вы говорите загадками.
— Нет. Я всего лишь знакомлю вас со своими взглядами. Я могу приблизиться к женщине, стоящей на вершине морали, и галантно вести ее за руку, но я буду смотреть ей в глаза… или даже сверху вниз и ни за что на свете — снизу вверх. Не стану ни молиться на нее, ни падать на колени. А вы бы что предпочли — чтобы ваш избранник приблизился к вам с плетью Ницше в руке или молил о любви на коленях, закатив романтически глазки?
— Я, пожалуй, предпочла бы первое — но при условии, что этот человек не пользовался бы своей силой, словно обухом, а держался бы со мной, как с равной. И вовсе не обязательно смотреть на меня снизу вверх.
— Вы чрезвычайно самоуверенны!
— Что вы имеете в виду?
— У вас маловато жизненного опыта, чтобы ручаться за себя так смело.
— И все же я убеждена, что жизнь не заставит меня изменить свои взгляды.
— О, не зарекайтесь!
— Вы сомневаетесь в моих моральных качествах? Вальдемар сказал чуть раздраженно:
— Я сомневаюсь, устоят ли ваши моральные качества на пьедестале, сложенном из ваших амбиций.
— Что же их может поколебать? — спросила Стефа дерзко.
Вальдемар долго смотрел ей в глаза и сказал, четко выговаривая слова:
— Ваш темперамент, впечатлительность, молодость… и сила духа какого-нибудь мужчины. Эти козыри способны не просто поколебать — свергнуть вас с пьедестала, отыскав слабое место в вашей обороне.
В глазах шляхтича Стефа увидела дикую силу и цинизм, которые ей тем не менее нравились. Она погрузила пальцы в воду и, разбрызгивая блестящие капельки, протянула, словно обращаясь к себе самой:
— Вы чересчур уверены в мужской силе и пренебрегаете нашей.
— Самый надежный панцирь не устоит перед тем, кто охвачен жаждой битвы и сумеет найти ахиллесову пяту. Я это знаю из жизненного опыта.
— А если ахиллесовой пяты не существует?
— Она всегда существует для обладающего волей и энергией: правда, уязвимость ее меняется в зависимости от ума женщины. И отыскать ее порой бывает очень трудно, согласен, но все зависит от мужчины.
Стефа задумалась.
— Я вас убедил? — усмехнулся он.
— Я только слушаю вас и не перечу, но…
— Продолжайте, прошу вас.
— Вы строите свой опыт на собственном триумфе, о котором я наслышана. В ваших словах звучит уверенность в себе. Но неужели вы никогда не сможете потерпеть поражение, хоть однажды? Неужели ваши теории справедливы для всех и каждой?
— Быть может. Я имел дело с очень разными женщинами, а таких, как я, мужчин много. Есть, конечно, женщины, защищенные некой дивной аурой, которая хранит их от нападающего, в то же время зачаровывая его. Их тоже можно победить… но с ними уже нельзя обращаться грубо. В этом их сила.
— Значит, есть исключения! — воскликнула Стефа.
— Они весьма редки. Я повторяю: таких женщин тоже можно победить, хотя и иным способом.
Стефа молчала, глядя на воду и на белые бокалы кувшинок, плавающих на толстых зеленых тарелках листьев. Она потянулась за приглянувшимся цветком, но он оказался слишком далеко. Вальдемар молча подцепил его веслом и подогнал по воде к лодке.
Стефа сорвала кувшинку, улыбкой поблагодарила Вальдемара.
Он смотрел на нее, на ее румянец, на синеватые тени, которые ресницы бросали на щеки девушки, и думал: «Неужели этот цветок окружен аурой? Моя грубость пропадает под взглядом этих глаз… Но я стану сражаться с этим панцирем и пробью его».
Завидев несколько кувшинок, он направил туда лодку. Стефа рвала цветы, бросая Люции. Но девочка была поглощена разговором с Эдмундом — он рассказывал ей о только что прочитанном романе. Расслышав несколько его фраз, Стефа со значением взглянула на Вальдемара и тихо сказала:
— Поплывемте домой.
— Зачем, самая очаровательная пора дня…
— Солнце уже село, почти темно.
— Еще немного…
В этот миг Эдмунд повысил голос, и Вальдемар тоже расслышал его. Глянул на Люцию, потом на Стефу. Она шепнула:
— Вернемся…
Он кивнул и стал разворачивать лодку, но Пронтницкий удерживал руль:
— Пан майорат, мы возвращаемся?
— Возвращаемся!
— Уже?
— Уже!
Стефа усмехнулась, слыша, с какими интонациями звучат голоса обоих.
— Такой прекрасный вечер! — запротестовала Люция.
— Уже поздно, — сказала Стефа. — Мама будет о тебе беспокоиться.
— Да ничего подобного! Это вы, пани Стефа, не хотите больше кататься. Мы могли бы еще поплавать…
— Как скажет панна Стефания, так и должно быть, — сухо бросил Вальдемар.
Люция умолкла, зато Пронтницкий иронически заметил:
— Пани Стефании наверняка стало холодно. Какая жалость, что она не взяла шаль!
Вальдемар грозно уставился на него, но Стефа остановила магната умоляющим взглядом. Он сказал лишь:
— Оставьте ваши замечания про себя и беритесь за руль. Лодка крутится на месте.
Пронтницкий покраснел.
В совершеннейшем молчании они пристали к берегу, где их ждали пани Идалия с паном Ксаверием. Луна освещала парк, блестела на воде серебряной сеткой, подвижной и изменчивой. Благоухали розы, низко над землей горели в кустах огоньки светлячков. Теплый вечер располагал к мечтаниям.
Залитый светом особняк сиял окнами, на каменном полу террасы протянулась полоса света. Светлое платье Стефы покрыли блестящие пятнышки, на волосах играли золотистые нити. Вальдемар шел последним, смотрел на светлую фигуру девушки, упорно размышляя над мучившей его загадкой:
— Чем она меня привлекает? Огонь в чашечке белой лилии…
После ужина, когда все разошлись, Вальдемар прогуливался в парке, окруженный собаками, весело скакавшими вокруг него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33