Таким образом, исследование
лояльности - это четвертый, совершенно новый аспект дела. И есть
еще пятый, ибо должны существовать два доноса: профессора Глюка
в Секцию и аспиранта в Отдел (иначе Отдел не отдал бы ему приказ
стукнуть, поскольку ни о чем не знал бы). Меня, однако, больше
интересует донос профессора Глюка. Согласно регламенту,
компетентен здесь был Отдел, и правильно поступил аспирант,
обратившись туда. Но при этом уж кто-кто, а профессор Глюк
хорошо знал, что делает. И если он донес в Секцию, а не в Отдел,
то только потому, что так ему приказали поступить.
Следовательно, это он не донес, а выполнил приказ свыше -
конечно, приказ Отдела. Но зачем Отдел сделал это? Он ведь
подключил уже к делу двух людей - Баранна и аспиранта. Для чего
нужен был третий? Чтобы изучить, что сделает Секция с
нерегламентно направленным доносом? Но Секция и так должна была
направить его в Отдел - и, сделав это, обязательно выслать на
место своего человека, то есть меня. В общем, Глюк тоже
оказывается подтасовкой по поручению Отдела. Единственный
человек, который действовал на свой страх и риск в ответ на
вызов, брошенный Баранном, был, следовательно, Семприак. Но при
этом, однако, он пытался тебя предостеречь, дать тебе понять,
что знает о том, что сцена подстроена, что рекомендации и
словоизлияния Баранна, принимаемые тобой за искренние, являются
лишь подставкой, коварным шагом с его стороны. Так вот, любые
попытки кого-либо оказать влияние на твое конечное решение путем
подачи тебе предостерегающих знаков в какой-либо форме
категорически запрещены правилами - уж я-то эти правила знаю,
ибо их изложил в своем доносе Глюк. Семприак, показывая тебе
тарелку, нарушил, следовательно, эти правила. Зачем? Чтобы
выиграть? Нет, поскольку такой выигрыш был бы в обязательном
порядке аннулирован. Впрочем, ты все равно проглядел важность
подаваемых тебе знаков. Тем не менее, крематор никак не мог быть
заинтересован в том, чтобы предостеречь тебя, ибо таким образом
он лишал себя шансов на выигрыш. Однако он, словно наперекор
себе, предостерег тебя. Зачем он это сделал? Затем, очевидно,
чтобы дать знать Баранну, что он знает о подстроенности им всей
этой интриги с Отделом, что он отлично осведомлен о ее
фиктивности. Такие сведения он мог получить только от
вышестоящих лиц. В итоге оказывается, что все присутствующие,
кроме меня, но я-то находился в шкафу, были подосланы Отделом...
- Я - нет,- сказал я.
- Ты тоже! Чай был сладким!
- Что-что?
- Чай, которым тебя приводили в чувство, был сладким,
поэтому твое тело стало липким и тебе пришлось согласиться
вымыться. Во время мытья у тебя забрали одежду, и ты был
вынужден надеть купальный халат, от которого недалеко и до
пижамы. Доктор, однако, никогда не решился бы подкинуть тебя
Баранну на свой страх и риск! Доктор подчиняется Отделу, эрго -
и ты, и все прочие здесь были людьми Отдела! Понимаешь, что это
значит?
- Нет.
- Поскольку Семприак манипуляциями с тарелкой лишил себя
возможности выигрыша, никакого поединка здесь вообще не было.
Поскольку и он, и те двое, и ты... поскольку все вы были
марионетками одной и той же стороны, то вторая вообще не
существовала. Жестокая шутка, выданная через Баранна, была в
сущности шуткой самого Отдела! Вижу, что ты мне не веришь.
- Нет.
- Разумеется! Как же тут поверить? "Как это так,- думаешь
ты.- Могучий Отдел занимается розыгрышами каких-то там шуток,
баловством? Такого не может быть! Здесь кроется какой-то более
глубокий смысл". Но ведь это лишь Баранн хотел сделать тебя
жертвой шутки, Отдел же - нет, он посмеялся над всеми! Странная
шутка? Все зависит от того, как на это смотреть.
Обычно когда мы не видим смысла в чем-то изощренно
совершенном, это вызывает у нас улыбку. Другое дело, когда оно
чрезмерно велико. Вот взять хотя бы солнце с его закрученными
как папильотки протуберанцами или же галактику со всем
блуждающим по ней хламом. Разве не похожа она на уродливую
карусель? А метагалактика с космосом? Да можно ли вообще
серьезно допускать существование бесконечности? Однако видел ли
ты когда-нибудь карикатуру на солнце или галактику? Нет, над
этим мы предпочитаем не смеяться, поскольку пока еще готовы
признать, что это будет не наша насмешка, а насмешка над нами. И
потому мы делаем вид, что нам не известно о примитивности
средств, используемых космосом. Мы говорим: он таков, каков
есть, он является всем, а все не может быть шуткой, оно огромно,
невообразимо велико и, значит, серьезно. Ах, величина - как мы
почитаем ее! Даже дерьмо, если из него воздвигнуть гору с
вершиной, тонущей в облаках, будет возбуждать почтение и слегка
подгибать колени. Поэтому я вовсе не настаиваю, что это была
шутка. Ведь ты предпочитаешь, чтобы это было серьезно, да? Мысль
о том, что тебя истязают просто так, что за страданиями твоими
никто не наблюдает с сатанинской насмешкой, что никто их в
сущности не хотел, никого они не интересуют - такая мысль была
бы для тебя невыносима. И, вероятно, тайна в таком случае
является лучшим выходом - во всяком случае, гораздо более
хорошим, чем если принимать все это за чушь. В тайне ты можешь
спрятать то, что хочешь - надежду. Вот что я, собственно, хотел
сказать. Добавлю только, что говоря об Отделе, я несколько
упростил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78