— Думаете, я на такое способна?
— Не сомневайся, милая. Вот тут, к примеру, совсем недавно гуляла одна юная особа с восточно-европейской овчаркой и, видать, уже нагулялась. — Думаете, она ее… ну как это… по боку?
У ребенка — страдание в глазах. Жаль ей животику, хоть она ни разу не видела Дуняшу.
Я стараюсь смягчить чужую боль.
— Думаю, она себе мужа взяла, а собаку в милицию сдала.
— А как же вы? — спрашивает девочка, с нежностью глядя на Кирюшу.
— А вот так… Уж раз ей собака не нужна, то я — тем более.
— Я не это имела в виду. Как вы с Киршей управляетесь?
Мои уши чуть-чуть краснеют. Девочка этого не замечает. Она еще ничего не понимает в переживаниях взрослого дяди.
— А вот так, — грустно объясняю я. — На пенсию пошел ради него. Лодку купил ради него. Охотником стал ради него. Вот теперь на уток пойдем ради жены.
— Полагаете, и мне надо пенсии ждать?
— Полагаю! Собаки — привилегия пенсионеров.
— А на пенсии какую лучше собаку взять, не скажете?
— На пенсии? На пенсии, девочка, старушки обычно шавок берут.
— Шавку папа не разрешит взять.
Я смотрю на незнакомку и догадываюсь, кто ее папа. Ну да!
Она страшно похожа на врача-кардиолога… У врачей-кардиологов тоже бывает больное сердце! И долг платежом красен.
— А ты, милая, уговори папу взять собаку, не дожидаясь твоей пенсии. Пусть он с нею гуляет! Так он и до своей пенсии дотянет. Собака очень дисциплинирует человека!
Лицо девочки просияло.
— А что! Я попробую! И какую вы посоветуете ему взять собаку?…
* * *
Солнышко мое осеннее. Наконец-то и оно появилось на горизонте. А я уже думал, мы больше и не свидимся. Гелия вместе с Дуняшей идет по поляне для выгула собак. А как идут! У Гелии рот до ушей. У овчарки — хвост ходуном. А я стою на поляне и любуюсь ими. И тоже улыбаюсь. И Кирша мой в восторге — машет хвостом. Милый мой пес, если их не злить, то нам можно даже и с овчаркой пообщаться… Но ты ничего не понимаешь в женщинах, как и я когда-то в далекую пору своей незрелости и незрячести… И может быть, лучше всего не ломать голову над их сущностью, как это ты и делаешь.
— Сколько лет! Сколько зим! — кричу я Гелии еще издалека и кричу радостно.
Она неторопливо спускает Дуняшу с поводка и неспешной походкой подходит ко мне.
— Всего только одно лето, — спокойно говорит она, а рыжие глаза сияют, и я вижу: она счастлива и рада встрече.
Мне приятна ее радость.
— А где же вы были все это лето?
— В отпуск ездила.
— У вас такой большой отпуск?
— Я же эсэнэс. У меня отпуск тридцать шесть дней. Двадцать четыре — как обычный смертным, а еще двенадцать — за образованность! Гордость так и распирает ее, она даже в росте прибавляется, но все равно выше меня не стала. И все же я завидую. Так уж устроен человек. Мне уже никакой отпуск не нужен, а завидно, что некоторые по тридцать шесть дней в году баклуши бьют. Мне кажется, за это время можно с ума сойти от безделья.
— И что же вы делали все эти тридцать шесть дней?
— Охотилась!
Она хохочет. Прекрасная девочка! Как искренне она смеется. И я догадываюсь, на кого она охотилась. Очередной вопрос сам сорвался с моих губ:
— Ну и как, успешно?
Она неопределенно пожимает плечами.
— Окончательные выводы делать еще рано. Пока присматриваюсь. Он пока что старается. Правда, не все у него получается. Воспитание сказывается. Маменькин сыночек. Одним словом — неумеха!
— Подождите, подождите… Что-то я не все улавливаю. Он, что, у вас по дому работает?
— А то как же? Иначе зачем бы я его привезла.
Несколько секунд я осмысливаю это, перевариваю. И, поняв все, задаю естественный вопрос:
— Гелия, а вы не боитесь, что и этот от вас убежит?
Она недоуменно смотрит на меня.
— Да с чего вы взяли, что вы нам нужны? Вот когда был дом, была скотина, вот тогда котировался мужчина. А теперь без ВУЗа он только обуза.
— Но тогда зачем же вы привезли его такого не образованного?
— Всякий отпуск надо использовать с толком… Вы тоже вот на пенсии время зря не теряете.
На ее личике появляется уморительное выражение. И выражение это можно понять и так, и иначе. Во всяком случае, я немного смущен и бормочу растерянно:
— Да, да… Мы с Киршей вот тоже на охоту собираемся. Сезон подходит наш тоже…
— А вы на зверя или на птичек? — заинтересованно спросила она.
Я ее интерес понимаю по-своему.
— Да как вам сказать… — задумчиво смотрю я на нее. — Мы ведь легавой породы, все больше по птичкам работаем.
* * *
Тот самый товарищ, который в конце прошлой осени выпил мой коньяк, поднял красный флаг на берегу Мсты над нашим биваком. Те, кто еще мог пить, в честь такого события подняли кружки и опрокинули их содержимое в свои бездонные глотки.
С этого момента охотничий сезон считался официально открытым.
Пьющие на радостях еще немного побренчали кружками, еще несколько раз наполнили и опустошили их, и только после этого все, кто пил и кто не пил, начали делить номера.
Я думал, сейчас страсти разгорятся. Пьяный так уж устроен, что на него вечно не угодишь. Но, к моему удивлению, жеребьевка никаких споров не вызвала. Очевидно, здравый смысл в любом охотнике заложен изначально, он берет верх над всеми другими соображениями. И он, этот здравый смысл утверждает, что всякая охота — прежде всего везение, слепая фортуна. А с фортуной, каждому известно, спорить бессмысленно. Поделив номера, мы пошли вслед за разводящим посмотреть на то, что каждому досталось и, если надо, с вечера обустроить свои места.
Идти пришлось по низкому берегу какого-то озера. И по высокой траве. Порой она скрывала меня с головой. И еще — по пояс в воде.
Вода уже остыла. Как-никак заканчивалась последняя пятница августа, и вместе с сумерками над озером поднялся холодный туман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36