До того как словомельниц еще не было…
Сын. Оттуда дым идет, папа!
Отец (по-прежнему не глядя). Не перебивай! Наверно, она случайно пролила масло. До того как были изобретены словомельницы, писатели писали книги сами! Им приходилось выискивать…
Сын. Писательница куда-то побежала, папа.
Отец. Не перебивай! Им приходилось выискивать каждое слово для книги в своей собственной памяти. Это, несомненно…
Сын. Папа, а дым идет все сильнее и искры сыплются…
Отец. Не перебивай! Это, несомненно, был невероятно тяжелый труд. Как постройка пирамиды.
Сын. Да, папа. А дым…
Б-у-у-м!
Словомельница Гаспара с оглушающим грохотом разлетелась на мелкие куски, а с ней и обладатели бирюзовых костюмов с опаловыми пуговицами.
Они мгновенно и безболезненно покинули этот мир — случайные жертвы профессионального мятежа. За первым взрывом последовали десятки других, но, к счастью, больше от них никто серьезно не пострадал.
По всей Читательской улице, которую некоторые называли также улицей Грез, писатели громили словомельницы. От обугленной книжной елочки, где свалился Гаспар, и до самых стартовых площадок книжных космолетов на другом конце улицы — всюду бушевали члены писательского союза, ломая и сокрушая все вокруг. Бурным потоком разливалась по единственному во всей Солнечной системе полностью механизированному издательскому комплексу буйная пестрая толпа писателей в беретах и купальных халатах, в тогах и брыжжах, в кимоно и плащах, в спортивных рубашках и кружевных манишках, в кафтанах и лосинах, в майках и джинсах. Они врывались в каждый словомольный цех, сея смерть и разрушение среди гигантских машин, чьими слугами они стали и в чьих электронных челюстях рождалась та жвачка, которой одурманивались обитатели трех планет, доброй полдюжины лун и нескольких тысяч спутников и космических кораблей, несущихся по своим орбитам и траекториям.
Писатели не желали больше продавать себя за высокие оклады и дешевые погремушки вроде старинных костюмов, которые стали символом их ремесла, или прославленных имен, которые они присваивали с разрешения и по прямому настоянию издателей, — они громили и крушили, взрывали и уничтожали, а полиция безмятежно взирала на их бесчинства, так как правительство давно ужо искало случай подорвать мощь издательских корпораций.
Роботы-наемники, к услугам которых в последнюю минуту попытались обратиться захваченные врасплох издатели, тоже бездействовали — руководство их Межпланетной лиги решило остаться в стороне от конфликта. А потому и роботы стояли молча, словно мрачные металлические статуи, все в шрамах от кирпичей, в язвах от кислот, в ожогах от электроразрядов лучевых пистолетов (следы бесчисленных схваток с забастовочными пикетами), — стояли и смотрели, как гибнут их неподвижные и неодушевленные родичи.
Гомер Дос-Пассос разворотил топором переднюю элегантно-серую панель «Жанро-жернователя» (издательство «Рэндом-Хаус») и начал крушить лампы и транзисторы в чреве словомельницы.
Агата Занд сунула носик огромной воронки в памятные блоки «Всепишителя» фирмы Скрибнер и вылила два галлона дымящей азотной кислоты прямо в ее невообразимо хрупкие внутренности.
Шарлотта Бичер-Эллиот облила бензином «Романодробилку» фирмы Нортон и завопила от радости, когда в небо взвились языки пламени.
Эдгар Конан-Честертон всыпал в «Тайнонакопитель» фирмы Даблдэй губительный для машины магнитный порошок.
Герберт Станислав Брэдбери заложил заряды направленного действия в «Н-Ф-делатель» фирмы Эпплтон и чуть было не расстался с жизнью, отгоняя зевак, пока яростные струи раскаленного газа обращали в пыль километры тончайшей серебряной проволоки в соленоидах и обмотках.
Вальтер Купер изрубил мечом «Историограф» фирмы Хьютон, вскрыл панель алебардой и метнул внутрь поток «греческого огня», который он сам составил по рецепту, найденному в древнем манускрипте.
Брет Фенимор Лондон разрядил свою шестистволку в «Золотоискателя» фирмы Уитлзи, а затем подорвал его шестью палочками динамита.
Шекспиры неистовствовали, Данте сеяли вокруг электрохимическую смерть, Милтоны и Софоклы сражались плечом к плечу с Бальзаками и Моруа, Рембо и Саймаки по-братски делили опасности, а замыкали арьергард несметные орды Синклеров и Дюма, различавшихся только инициалами.
То был черный день для любителей чтения. А возможно, то была, напротив, заря новой эры.
4
Один из последних эпизодов Бойни словомельниц, которую одни историки сравнивали с пожаром Александрийской библиотеки, а другие — со штурмом Бастилии, — разыгрался в огромном зале, где размещались словомельницы издательств «Рокет-Хаус»и «Протон-Пресс». После того как взрыв уничтожил словомельницу Гаспара, там наступило некоторое затишье. Все уцелевшие экскурсанты выбежали из зала, и только две пожилые учительницы, прижавшись к стене и цепляясь друг за друга, с ужасом следили за происходящим.
К ним прижался не менее перепуганный розовый робот — стройный, тоненький, с осиной талией, удивительно женственный.
Минуту спустя Джо Вахтер пробудился, оторвал свое тело от табельных часов, неторопливо побрел через зал и извлек из стенного шкафа веник и совок для мусора. Затем он так же неторопливо вернулся обратно и еще более неторопливо начал водить веником у подножья словомельницы, сметая в кучку кусочки металла, обрывки изоляции и бирюзовой ткани. Один раз Джо наклонился, извлек из мусора опаловую пуговицу, целую вечность ее разглядывал, но потом покачал головой и бросил в совок.
И тут в зал ворвались опьяненные победой писатели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45