«Ну вот. Он опять стал обидчивым пилотом-проверяющим, вернувшимся к своему обычному несносному „я“, – подумал Холлэнд. – Особенно теперь, когда худшее осталось позади».
Глава десятая
Штаб-квартира ЦРУ – Лэнгли, штат Виргиния –
пятница, 22 декабря – 18.00 (23.00 Z)
Ближайший к кабинету Джонатана Рота конференц-зал превратился к шестнадцати часам по вашингтонскому времени в командный пост. Повсюду валялись бумаги, входили и выходили аналитики из различных групп. По существу, проблемой теперь занимался отдел чрезвычайных ситуаций Белого дома, а к ЦРУ все чаще и чаще обращались за советом. Это было шоу заместителя директора Джонатана Рота. С изяществом мага бюрократии он подгонял, дергал и третировал своих подчиненных в Управлении, чье здание на Пенсильвания-авеню, дом под номером 1600, внешне хранило полную невозмутимость и спокойствие, несмотря на непрекращающийся поток аналитических записок и докладных. К восемнадцати часам основным оставался вопрос, заданный Белым домом, на который должен был ответить Расти Сэндерс: насколько опасен вирус, предположительно распространившийся на борту «Боинга-747» авиакомпании «Квантум», следующего рейсом 66.
– Послушайте, мы не уверены, что на борту авиалайнера есть вирус! – предупредил Расти заместителя директора, чувствуя всеобщую панику. – Для того чтобы в этом убедиться, необходимо провести вскрытие тела этого Хелмса.
Рот снял с себя очки, встал и жестом приказал Сэндерсу выйти в коридор. Потом заговорил сквозь зубы:
– Доктор, дело не в том, есть ли он там, а в том, как нам с ним справиться, если вирус присутствует. Я решаю, там он или нет, вам это понятно? Мое решение, основанное на моем анализе.
– Сэр, – начал Сэндерс, – мне жаль огорчать вас, но просто хотелось убедиться в том, что вы понимаете – в настоящий момент у нас нет никаких оснований для выработки окончательного решения.
– У нас есть мертвец на борту самолета, который никто не хочет принимать. Известно, что умерший мог быть носителем вируса. Мы знаем, что немецкое правительство признало, что от этой инфекции, какова бы ни была ее природа, умерло двое, не считая профессора. Вам этого недостаточно?
Расти видел, что заместитель директора разъярился еще больше.
– Я просто хотел, чтобы мы были уверены в этом, господин директор. Мы не знаем, вирус ли убил Хелмса, или это был обыкновенный сердечный приступ.
– Повторяю, Сэндерс, я принимаю решение. Мы не можем сейчас испытывать судьбу. А теперь, выясните для меня, насколько эта зараза опасна и как нам следует действовать, исходя из того, что на борту самолета есть вирус. И приступайте немедленно!
* * *
Сэндерс вернулся с ответом через двадцать минут, его лицо посерело. Рот закрыл дверь, остальные расселись кто куда.
– Итак. Я получил новую информацию. Как мы и подозревали, немцам не сообщили всей правды – или они ее не выдавали. По существу, у нас большие неприятности, – заговорил Расти, меряя шагами пространство вдоль одной из стен. Его галстук спустился еще ниже, чем раньше. Расти описал визит Гауптмана и пересказал его разговор с Цайтнером в Бонне, не забыв и о собственном звонке русскому врачу на Украину.
– К счастью, я довольно прилично говорю по-русски, поэтому мне не понадобился переводчик. И я уверен, что все понял. Знаете ли, с русским языком у переводчиков иногда...
– Сэндерс! Ближе к делу! – рявкнул Рот.
– Извините, сэр. – Доктор двинулся к дальнему концу стола, противоположному от кресла Рота. – Подведем итоги. Исходя из того, что Хелмс не только заразился, но и был уже болен этим вирусом к моменту вылета из Франкфурта, а господин директор приказал мне считать именно так, и учитывая то, что, по мнению русского ученого, в Баварию ошибочно отправили самый страшный из разработанных вирусов, нам приходится считать почти полной вероятность того, что к настоящему времени все пассажиры этого самолета уже заражены активной, как бы это получше сказать, субстанцией того же самого вируса. И это не грипп!
– Все? – спросил Рот.
Сэндерс кивнул.
– Да, сэр. Заражение произошло в течение двух часов с момента вылета. Так как мы многого не знаем об этом вирусе, кроме того, что он сделал с двумя мужчинами в баварской лаборатории, я исхожу из того, что мне рассказал русский исследователь о патогенах класса «омега». Основной характеристикой для отнесения патогена к этому классу является его крайне высокая степень контагиозности. Иными словами, если вы контактировали с больным, вы заразились. Принципы распространения различны, но вирусы класса «омега», по словам русского, несут в себе реальную угрозу того, что при распространении среди гражданского населения их практически нельзя остановить. Обычно под этим понимают передачу инфекции воздушно-капельным путем, способность вируса жить на коже и проникать сквозь нее в организм человека. А это значит, что если вы лишь коснулись капли инфицированной жидкости, выделенной организмом больного, вы будете заражены. Кроме того, уровень смертности превышает восемьдесят пять процентов. Добавьте к этому короткий инкубационный период. А судя по всему, для этого баварского патогена он составляет всего сорок восемь часов, что само по себе невероятно.
Рот повернулся в своем кресле.
– Откуда они узнали об этом, Сэндерс?
– Русский сообщил мне, что они пришли к этим выводам после первичного тестирования, но он не уверен, что мы имеем дело именно с этим вирусом. Они проводили испытания... и на людях. Он сказал, на политзаключенных. Особенно в пятидесятых годах. Наш баварский вирус должен иметь по крайней мере эти характеристики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131