Нечеловечески
больно. Иногда мне хотелось, чтобы она умерла и этот кошмар
прекратился. Но она жила. И я писал в отчетах о невероятных
способностях фурблов к регенерации.
В свободное время мы часто переглядывались через стекло, и
время от времени я, не в силах побороть искушение, входил в ее
маленький мирок, залезал в бассейн, и мы с упоением занимались
тем, что многие называют любовью.
Я тешил себя пошлой мыслью, что невероятное наслаждение,
испытываемое Алисой при наших свиданиях (благодаря особенностям
ее физиологии), хоть как-то искупает мою вину.
Но всему приходит конец. Директора Института разоблачили
как эстонского националиста и агента ЦРУ, и в нашем учреждении
началась большая чистка. Словно из прорвавшейся канализации
хлынули доносы. Советские ученые шли в ногу с эпохой!
Однажды меня вызвали на ковер. В кабинете директора наряду
с его бывшим заместителем, дорвавшимся наконец до власти,
молчаливо присутствовали двое в штатском из Конторы. В том, кто
здесь режиссер, не было никаких сомнений.
- Ты что же это, ..., - кричал на меня, брызгая слюной,
новый директор, - змею на груди пригрел? С фурблихой спутался?!
Родину советскую на ... променял!
Меня даже не уволили. Я ходил по коридорам Института, и
люди шарахались от меня как от чумного. К Алисе больше не
пускали. А через несколько дней я увидел ее изуродованный труп
на свалке. Рядом стояли двое Конторских и разговаривали:
- Ну что, успел попользоваться?
- Ага. Страстная была, стерва.
Не помня себя, я бросился на них...
Ночь взорвалась хаосом звуков и огней. Возвращаясь из
кошмара снов в кошмар реальности, я не сразу смог отличить одно
от другого.
- Что происходит?
- А ... его знает!
Треск автоматных очередей, дикие крики и ругань, гаснущие в
огненных искрах прожектора, мятущиеся тени, топот ног... Побег?
Восстание? Война? Нет! Из темноты раздавался многоголосый вой -
и я узнал эти звуки, не человеческие и не звериные. Кому, как не
мне, знать их? Разве не этот вой разносился по подземным этажам
Института, напоминая закоренелым атеистам о вечных муках Ада? Но
тогда в этих звуках были боль и страдание, а сейчас - торжество
и ярость.
Фурбл вошел в наш барак и остановился, принюхиваясь. Густая
шерсть серебрилась в лучах Луны, глаза светились зеленым огнем,
над головой торчали два выроста - уши? рога? а может, щупальца?
Мне он сразу напомнил Анубиса, египетского бога смерти.
В наступившей от ужаса тишине раздавался хрип Пророка:
- Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него -
как у медведя, а пасть у него - как пасть у льва; и дал ему
дракон силу свою...
- Заткнись, мясо! - неожиданно глубоким басом рявкнул фурбл
и добавил ни к селу ни к городу: - Страна рабов. Снизу доверху -
все рабы...
Мы согласно молчали.
- Отдавайте нашего, - приказал гость.
- Да, забирайте, пожалуйста, гражданин начальник! - вдруг
залебезил Борода. - Мы о нем заботились, никому не выдали, для
вас берегли. Пусть растет большой и сильный, как вы... Вот он,
друг любезный, как огурчик...
Фурбл презрительно фыркнул, легко подхватил лежащего без
чувств Муравья на руки и ушел, не оглядываясь...
Наутро к лагерю подтянулись воинские подразделения Конторы.
Вновь намотали колючую проволоку, поставили новые прожектора и
новых охранников, собрали и захоронили обглоданные трупы. Во
избежание волнений провели политинформацию. И жизнь наша
вернулась в привычную колею...
Спасибо товарищу Первому!
март 1997

1 2 3