Они сидели и ждали Валерия.
- Странно, - тоскливо промолвил Ганкин, - очень странно. Простите,
Таня, вы давно с ним знакомы?
- Нет, - сказала Таня, - с сегодняшнего утра. Вы не подумайте, я
не... я никогда... Но он так забавно со мной познакомился! Я работаю на
ламинаторе, знаете, закатывать права, и он хотел со мной познакомиться, а
документов у него с собой не было. И вот он вытащил сто долларов и
говорит: "Закатайте".
Таня прыснула. Ганкин нахмурился: он смотрел на крайний стол слева.
Там тоже обнаружился непорядок. Двое мужиков в дорогих костюмах с явным
недоумением поглядывали на едва початую тарелку, стоявшую на перед третьим
пустым стулом, и вертели головами в поисках отлучившегося товарища.
- Таня?
Таня и Ганкин обернулись. За ними стоял молодой человек с короткой
стрижкой и твердой челюстью. Тане он сразу не понравился.
- Я от Валерия, - сказал парень, - ему пришлось срочно уехать, и он
просил отвезти вас домой.
- Я сам отвезу девушку домой, - сказал Ганкин.

Когда они доехали до Таниного дома, Ганкин сказал:
- Таня, вы милая и хорошая девушка. Позвольте старому человеку дать
вам совет: не связывайтесь с Валерием.
- Но ведь вы его друг?
Ганкин помолчал. По крыше машины опять хлестал дождь, и на приборной
доске мигал указатель левого поворота.
- Таня, - спросил Ганкин, - вы знаете, что такое феодализм?
И, не особенно утруждаясь услышать ответ, бывший депутат, доктор
исторических наук, сказал:
- Когда-то жила-была Римская империя. Это была скверная империя,
управлявшаяся коррумпированными чиновниками. Чиновники продавали ее оптом
и в розницу, но тем не менее в ней были суды, города, и немножечко
правосудия. Я даже подозреваю, что в некоторых восточных областях Римской
империи во времена Адриана дело с правосудием обстояло лучше, чем сейчас,
спустя две тысячи лет. Потом на эту империю нахлынули варвары. Они ничего
не имели против ее строя, они просто хотели завладеть ее богатствами. Но в
результате этой погони за богатством все коммуникации империи были
разрушены. Торговцев грабили на дорогах. Крестьян грабили в селах. Горожан
сжигали в городах. Города превратились в замки. Война стала единственным
способом экономического обмена. Люди разделились на два класса: те, кто
грабит, и те, кого грабят. И тогда торговцы и крестьяне стали просить у
своих грабителей покровительства. Они хотели, чтобы одни грабители
защитили их от других. Теперь грабителей называли феодалами, а те, кого
грабят, назывались крепостными.
Ганкин замолчал.
- Понятно, - сказала Таня, - и вы - крепостной Валерия.
Ганкин молча ткнул пальцем назад. Там, метрах в пяти от подъезда, не
особенно скрываясь, урчал белый "оппель" - молодой человек с квадатной
челюстью, выполняя указания шефа, смотрел, куда именно Ганкин повез
девушку, и не поднялся ли с ней в квартиру, и сколько сидел в машине.
- Покамест, - ответил Ганкин, - я его будущий крепостной. Соль всей
истории заключается в том, что торговцы и крестьяне становились
крепостными добровольно. Они меняли свободу на безопасность.

Валерий доставил свою трепещущую жертву в старую хрущобу на
Автозаводской. Белые девятиэтажки с квадратиками светящихся окон плыли в
ночном небе, и вдалеке был виден бетонный забор железной дороги и мост
через станцию. Вытаскивая своего пленника из машины, Валерий принюхался и
сказал:
- Сукин ты сын, ты же ведь ссал недавно!
В подъезде им попалась какая-то поздняя дамочка, - но она увидела
только молодого парня, который заволакивал в лифт своего пьяного друга.
На седьмом этаже Валерий отпер дверь в темную однокомнатную квартиру,
втолкнул пленника в прихожую, запер дверь и включил свет.
В квартире было прохладно, и стоял тоскливый нежилой запах.
Валерий проверил, плотно ли задернуты шторы. Он снял с пленника
наручники, поставил его к трубе парового отопления в углу комнаты и вновь
застегнул наручники, заправив их за трубу. Человек подогнул ноги и сделал
вид, что падает. Валерий несильно пнул его коленом и сказал:
- Подбери амбар.
Человек испуганно подобрал живот. Потом он вдруг набрал в грудь
воздуха и начал орать. Проорал он недолго. Сазан одной рукой зажал ему
рот, а другой ударил в солнечное сплетение. Человек булькнул, съехал по
трубе вниз и растянулся на полу, неловко задрав руки. Стало слышно, как по
трубе бежит вода: видимо, в котельной кончали топить.
Сазан пошел на кухню и вернулся оттуда с электрическим утюгом. Он
поставил утюг на пол, взял стул, и сел, расставив ноги, над человеком,
ожидая, пока тот очнется. Прошло пятнадцать минут. Человек стал лупать
глазами. Сазан содрал с человека пиджак и рубашку. Кожа на толстом
человеке висела складками и напоминала давно нестиранную майку.
Стены в хрущобе были дерьмовые, и хотя Сазан знал, что население
соседней квартиры никогда не станет звонить ни в какую милицию по причине
имеющегося в квартире самогонного аппарата, он все-таки поднялся и включил
стоявший в нише хельги телевизор. Телевизор бодрым голосом принялся
извещать мир о преимуществах шоколада Фрут энд Нат.
Сазан наклонился над человеком и спросил:
- Ты посылал бомбу Шакурову?
Глаза человека наполнились ужасом.
- Нет, - замотал он головой, - нет.
Сазан взял человека за шею и стал потихоньку ее сжимать. Человек
захрипел. Ноги его заскребли по полу. Сазан отпустил человека и снова тихо
спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68