Юлия Латынина: «Бандит»

Юлия Латынина
Бандит


Бандит – 1




«Бандит»:
Аннотация Они выстроили на подмосковных дорогах красные кирпичные дома, архитектурой напоминавшие средневековые замки. Они устроили в бетонных гаражах ямы для раздевания автомобилей и места для пыток и вместо колоколов поставили на верхушки башен гнезда для пулеметов. Ничто не могло сравниться с их смелостью, разве что кроме их жадности и иногда невежества; сначала они извлекали деньги из собственной жестокости, а потом — из анархии, в которой утонула страна. Они имели власть грабить самим и запрещать грабить всем прочим, и вскоре Сазан с полным правом получил свой феодальный лен в отдельном московском районе. P.S. Бывший псевдоним Юлии Латыниной (Евгений Климович). Юлия Латынина
Бандит
(Бандит — 1)
Глава 1 Поздней весной 1990 года к остановке «Поликлиника № 10», расположенной на Садовом кольце, подкатил, шипя и фыркая, желтый автобус, украшенный рекламой страхового общества «Госстрах». Из автобуса высадились несколько женщин в цветастых платьях, представительный мужик с дипломатом. Последним вышел небритый угловатый парень с драным армейским рюкзачком за спиной. На нем были длинные мешковатые штаны и роба. Несмотря на теплую погоду, он старательно натягивал на уши кепку. Вероятно, стеснялся своей бритой головы, выдававшей в нем недавнего лагерника.Парень постоял немного на остановке, оглядываясь и как бы удивляясь, хотел было зайти в булочную близ арки, но, открыв тяжелую дверь, обнаружил, что хлеб здесь не продают, внутри магазина тянутся плотные белые полки, со всех сторон уставленные сверкающими пакетами и пакетиками.Парень сделал шаг назад и нечаянно толкнул большого, крупного человека в белых штанах и белом же пиджаке, только что высадившегося из низкого заграничного автомобиля и входившего в бывшую булочную.— Из-звини, — нервно сказал парень.Белый человек ничего не ответил.Парень подхватил рюкзачок и нырнул под арку. Две-три подворотни вывели его на тихую московскую улицу. Он решительно пересек проезжую часть, опять свернул во двор и стал подниматься по лестнице. Несмотря на то, что лестница была расположена в старом, дореволюционной постройки доме, она была крутая и узкая, с заляпанными зеленой краской перилами и стенами, украшенными разнообразной по степени приличия графикой.Парень поднялся на третий этаж и надавил на кнопку звонка. Никто не открывал. Парень позвонил еще и еще раз. Потом постучал. — Ну, кто там хулиганит? — раздался трескучий старческий голос.— Валерий.— Какой такой Валерий?— Нестеренко Валерий.Дверь отворилась, и на пороге возник сухонький старичок в неопределенного цвета халате, на который была накинута ярко-красная, как знамя Октябрьской революции, кофта. Белые волосы старичка торчали во все стороны, и в неровной бородке застряли остатки употребленной на завтрак яичницы.— Явился? — прошипел старичок.— Явился, — сказал Валерий.— Мамка дома?— Померла твоя мамка, — сказал старичок, — месяц назад померла, антифризу, говорят, выпила… У, стерва, чуть весь дом не спалила!— А бабка где?— А бабка на диване лежит, — сказал старичок, — вон она. Клавдия ей из магазина кефир носит, а то померла бы твоя бабка. Тоже ее ожгло.— Чем? Антифризом? — Да не, твоя мамка-то, напившись, кипятильник включила вместо обогревателя, а кипятильник на подушке лежал.Валерий молча направился в глубь коридора.— Ты хоть сапожищи-то сними, сволочь лагерная, — заорал вслед ему старичок, — выселять вас будем, выселять, гадов таких!Валера открыл дверь комнаты. Она действительно носила следы недавнего, хотя и не очень сильного пожара: одна стена закоптилась и подгорела, а с потолка свисали похожие на тропические лианы ошметки черных обоев и проводов. Мебели в комнате за два года поубавилось: всего-то и осталось, что черный продавленный диван да большой горшок с пережившим пожар кактусом. На правах мебели в комнате стояли три старых ящика из-под капусты, каждый из которых мог служить либо столом, либо стулом.На диване сидела усохшая, низенькая старуха. Видимо, услышав голоса в коридоре, она попыталась подняться.— Валера, — сказала старушка, — а Машеньки больше нет.— Знаю, — сказал Валера.Он осторожно уселся на один из ящиков, раздернул рюкзак и вынул оттуда буханку черного хлеба, а затем шматок сала и несколько давленых яиц, купленных, видимо, в каком-то пристанционном буфете. Затем Валерий вынул звякнувшую о застежку бутылку кефира, достал длинный, с наборной рукоятью нож и стал резать этим ножом хлеб.— Ты сам-то как? — осторожно спросила бабка.— Что как? Живой, нетраханый, — чего еще для счастья надо?— Поумнел хоть?— Поумнел, баба, так поумнел, что теперь вот разумнеть хочу.И Валера отправил в рот громадный кусок хлеба и сала.— Мне никто не звонил?— Нет.— И никто не спрашивал, когда выйдет, мол, какие дела?— Нет.— Ладно, — сказал Валера, поднимаясь, — пойду сам звякну.Телефон стоял в прихожей на старой, покрытой зеленым сукном тумбочке. На звук шагов дверь напротив телефона раскрылась, и из нее высунулась толстая растрепанная женщина преклонных лет в выцветшем байковом халате, расписанном маргаритками величиной с капустный кочан. В вырезе халата болтался камешек на дешевой цепочке.— Валера, — сказала она, показывая глазами в сторону общей кухни, где стучал посудой давешний старичок, — ты на папу-то не серчай, рак у папы в мозгу, понимаешь, рак…— Чего мне на него серчать, — сказал Валера, — он не прокурор.Валера звонил долго и безуспешно: в одном месте никого не было, в другом все было занято;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11