Для них это было бы катастрофой. У них начинался голод, а продовольствие можно было найти только на востоке. Они не могли уйти из оккупированных областей - эти области уже работали на их снабжение, поддерживая разваливающуюся экономику. На союзном совещании панически прозвучало "Германия и Венгрия не дают больше ничего. Без подвоза извне в Австрии через несколько недель начнется повальный мор".
И воевать-то с Россией, даже оставшейся почти без армии, Центральные державы тоже не могли! Увоз материальных ценностей в глубь страны, необъятные пространства, партизанская война были для них смертельной угрозой. Поэтому австрийский представитель граф О. Чернин писал, что, едва узнали о возвращении большевистской делегации,
"было любопытно видеть, какая радость охватила германцев, и эта неожиданная и столь бурно проявившаяся веселость доказала, как тяжела была для них мысль, что русские могут не приехать".
Австрия грозила, что, если Германия расстроит переговоры, то она сама заключит сепаратный мир.
На второй раунд приехал Троцкий. Ситуация изменилась с прибытием украинской делегации. Первое, чего они требовали за мир, - своего признания. Думаете, они приехали робкими просителями, марионетками? Вот уж нет! У них в руках был хлеб. И они начали брать австро-германцев за глотку. Потребовали принадлежащие Австро-Венгрии Галицию и Буковину, где жило много украинцев. Когда их притязания постарались умерить, уперлись в предоставление этим областям автономии с особым управлением. И вовсе не спешили соглашаться на признание старой государственной границы. Троцкий снова торговался о Польше и Прибалтике. А в это время вспыхнула голодная забастовка в Вене, за ней экономическая забастовка в Берлине. И немедленно украинцы стали наглеть в своих притязаниях, требовать больших уступок за свой хлеб. И Троцкий приободрился - он ждал ни много, ни мало... мировой революции. Снова все зашло в тупик. Разъехались.
Третий раунд начался через неделю. И опять в новой ситуации - на Украине красные громили Раду и подходили к Киеву. Троцкий теперь отказывался признавать украинскую делегацию, называл Украину неотъемлемой частью России, а договоры с ней - вмешательством в русские дела. Он уже рассчитывал на близкий революционный взрыв в Германии и Австрии, строил тактику на выигрыше времени. Делегации Центральных держав стравили его с украинцами, и хохлы Севрюк с Левицким высказали Троцкому по-простому, в открытую, все, что думали о большевиках и о нем лично. От такого ушата, выплеснутого в морду на глазах у Европы, Троцкий ошалел. Он сидел бледный как полотно и механически рисовал что-то на бумажке, а по лицу катились крупные капли пота... Конец словопрениям пришел внезапно - в Берлине перехватили радио из Петрограда к немецким солдатам, где их призывали к убийству императора, генералов и к братанию с Советами. Вильгельм рассвирепел, приказал немедленно прервать переговоры, а вдобавок потребовал у большевиков неоккупированные части Эстонии и Латвии. Украинцы же по мере успехов красных войск становились все сговорчивее. И 8 февраля (26 января), в день падения Киева, с ними был заключен мир.
Но большевики тоже были в отчаянном положении, хотя боялись не за страну и народ, а за свою власть. Воевать им было нельзя - через несколько дней немцы оказались бы в Петрограде и скинули их. И заключать такой мир не могли - иначе скинули бы свои. Если совдепы прифронтовых областей требовали мира любой ценой (оккупанты-то их разгула не потерпят), то такие же совдепы глубинной России, особенно Сибири и Дальнего Востока, вопили о революционной войне. Поэтому формула Троцкого "ни войны - ни мира", объявленная 11 февраля и согласованная, кстати, с Лениным, была единственным выходом, завершившим переговоры.
Зато подобная двусмысленность никак не устраивала Центральные державы. А если большевики завтра падут? А если отмобилизуют новую армию? Сменят курс? Вероломства и низости им не занимать. Решились на последнее средство пугануть их как следует. Впрочем, Троцкий в Бресте и сам очень уж прозрачно намекал, что коммунисты никогда не поступятся своими принципами, но... если речь пойдет о грубых аннексиях, то должны будут склониться перед силой...
Немцы подтянули несколько дивизий второочередного ополчения - ландсвера, а также из числа потрепанных на западе и проходивших переформирование, и двинули в Россию. В этот же день перепуганный Совнарком известил по радио, что принимает все условия. Да они же только этого и ждали! Одно дело - отдаться по согласию, а другое - выставить себя изнасилованной овечкой. Но Германия не спешила останавливаться. Пугануть - так уж как следует, чтоб завтра не передумали, да и ресурсы лишние прихватить. Нет, ни боев, ни сопротивления не было. И фронта тоже. И занимали немцы не территорию - на это сил у них не было. Просто ехали на поездах от станции к станции, поочередно оккупируя города. И никакие героические красногвардейцы их не останавливали - они сами остановились, дойдя до Нарвы, Пскова, прибрав Эстонию и Белоруссию. Свергать большевиков они не хотели. Никакое другое правительство не предпочло бы свою власть национальным интересам и мира не заключило бы. Да и Ленину их беспрепятственный марш пришелся на руку - многие сторонники "революционной войны" сразу прикусили языки.
И заключен был Брестский мир. С условиями, далеко не такими, как начальные. Кроме Финляндии, Польши, Литвы и Латвии, как предполагалось в декабре, от России отторгались Эстония, Украина, Крым, Закавказье. Россия демобилизовывала армию и разоружала флот.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52