Его спровадили без церемоний, посоветовали убраться в Гатчину.
К вечеру бой затих. У казаков кончились снаряды. А большевики подтянули морскую артиллерию, начали бить по Царскому Селу. При первых разрывах запаниковали и замитинговали полки царскосельского гарнизона. Потребовали прекратить бой, угрожая ударом с тыла. В сумерках матросы начали обходить фланги. И Краснов приказал отступать. Советская сторона за день боя потеряла убитыми более 400 человек. Казаки - 3 убитых и 28 раненых.
Вскоре в Гатчину явились представители матросов и железнодорожников заключить перемирие и начать переговоры. Другого выхода не осталось. Окружение Керенского лихорадочно пыталось использовать эту передышку. Хваталось за соломинки. Савинков помчался в польский корпус, Войтинский - в Ставку, искать ударные батальоны, верховный комиссар Станкевич - в Петроград, искать соглашения между большевиками и другими партиями социалистов. А казаки вырабатывали с матросами свои соглашения. Первым пунктом мира потребовали прекратить в Петрограде преследования офицеров и юнкеров, дать полную амнистию. На полном серьезе казаки обсуждали вариант "Мы вам - Керенского, а вы нам - Ленина. И замиримся".
И на полном серьезе пришли к Краснову доложить, что скоро им для такого обмена привезут Ленина, которого они тут же около дворца повесят. Впрочем, и матросы тогда Ленина не шибко боготворили. Откровенно называли "шутом гороховым" и заявляли: "Ленин нам не указ. Окажется Ленин плох - и его вздернем".
Керенский, видя такой оборот дела - многие казаки склоняются к тому, чтобы выдать его; святое дело, "потому что он сам большевик", - в панике обратился к Краснову. Генерал, пожав плечами, сказал: "Как ни велика ваша вина перед Россией, я считаю себя не вправе судить вас. За полчаса времени я вам ручаюсь". И Керенский бежал. Нелепая фигура исчезла с исторической арены уже навсегда.
Переговоры, перемирие - все кончилось само собой. В Гатчину вошла 20-тысячная большевистская армия из солдат, матросов, красногвардейцев и буквально растворила в себе горстку казаков. Начался общий бардак. Пришедший Финляндский полк привычно потребовал Краснова к себе на расправу. Но стоило генералу наорать и обматерить два десятка вооруженных делегатов, они пулей вылетели вон из его кабинета. А потом прислали командира, который извинялся и просил разрешения разместить полк на ночлег, потому что с дороги, мол, устали. Хамы, привычные бесчинствовать над бессловесными и покорными, они сами становились овечками, получая отпор. И матросский командующий Дыбенко, отгоняя оголтелых подчиненных от офицеров, поучал "корниловцев" "Товарищи, с ними надо умеючи. В морду их, в морду!"
Вслед за Дыбенко явился и другой командующий - Муравьев. Ворвавшись в штаб Краснова, объявил всех арестованными. На него с руганью наскочил, требуя извинений, подъесаул Ажогин, председатель дивизионного комитета донцов. Муравьев опешил. Поругались, помирились. Кончилось тем, что Муравьев сел с казаками обедать и напился, вспоминая общих фронтовых знакомых. Прикатил сам Троцкий. И тоже прибежал к Краснову. Потребовал, чтобы тот приказал отстать от него какому-то казаку, прилипшему как банный лист. А казак возражал, что "этот еврейчик" забрал у него арестованного, которого он охранял.
2.11 Краснова с начальником штаба, гарантируя безопасность, вызвали для переговоров в Смольный. И все-таки попытались арестовать. Но уже к вечеру в Петроград примчался весь комитет 1-й Донской дивизии, притащив с собой Дыбенко. Насели на большевиков, вцепились в их главнокомандующего прапорщика Крыленко и... Краснова освободили. А казаков договорились с оружием отпустить на Дон. Их боялись. С ними заигрывали. Ведь ходили слухи, что Каледин поднял Дон и собрался идти на Москву. Напоследок начальника штаба дивизии полковника С. П. Попова вызвали к Троцкому. Лев Давидович интересовался: как отнесся бы Краснов, если бы новое правительство предложило ему высокий пост? Попов откровенно ответил "Пойдите предлагать сами, генерал вам в морду даст".
Вопрос был исчерпан.
10. "Десять дней, которые потрясли мир..."
Наверное, многие задавались вопросом, почему десять, если власть захватили за сутки? Но дело в том, что первый период чисто большевистского правления и длился-то всего десять дней. Российская общественность отнеслась к перевороту не очень серьезно. Говорили о "пирровой победе", поскольку большевики, захватив власть, оказались в полной политической изоляции. От них отвернулись даже социалистические партии. Считалось само собой разумеющимся, что править страной в таких условиях невозможно... Вот глупенькие! Еще не знали всех возможностей однопартийной власти. Не знали, что такая "изоляция" - как раз то, что большевикам нужно. И что можно запросто начхать на всевозможную общественность, протесты и резолюции.
Другое дело, что сами большевики еще были не в состоянии долго держаться в однопартийном режиме. Первые акты новой власти были чисто пропагандистскими трюками. Два куска, брошенные в толпу, чтобы привлечь ее на свою сторону. Главные декреты были к тому же плагиатом. "Декрет о мире" представлял упрощенную выкопировку из "Наказа Скобелеву", проекта предложений эсеро-меньшевистского ЦИК для Парижской мирной конференции. Опять же, между голословным "декретом" и реальным миром лежала пропасть. Союзники, усилившиеся за счет США, возможность мира "вничью" категорически отвергали, а на Восточном фронте стояли 127 австро-германских дивизий. С деловой точки зрения "Декрет о мире" был безответственной, чисто декларативной бумажкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52