Одну за другой распаковывая коробки, мы вытаскивали микроскопы, пробирки, термостаты и еще многое другое. Оборудование было из самых разных стран: ферментаторы — из США и Японии, реакторы — из Чехословакии, лабораторная посуда — из Франции. Возможность использования в нашей работе стандартных ферментаторов свидетельствовала о том, что и на Западе есть технологии двойного назначения.
Через три-четыре месяца мы представили своему руководству полностью оборудованную лабораторию.
В январе 1977 года начальник бердской базы, полковник Виталий Кундин, вернулся из Управления «Биопрепарата» с двумя небольшими ампулами, в которых находилась сублимированная Bmcella — бактерия, распространенная среди крупного рогатого скота и домашней птицы. При попадании в человеческий организм она вызывает бруцеллез, или мальтийскую лихорадку, характеризующуюся высокой температурой, обильным потоотделением, болью в горле, а также сухим кашлем, часто сопровождающимся сильной рвотой, острыми болями в желудке и диареей. Даже при усиленном лечении заболевание может продолжаться месяцами, становясь хроническим. К тому времени я знал о бруцеллезе не только из учебников. Мой отец долгие годы страдал этой болезнью, доставлявшей ему такие страдания, что порой от боли и слабости он не мог шевельнуть рукой.
— Теперь, когда у нас наконец есть собственная лаборатория, нужно ее для чего-то использовать, — весело заявил Кундин. — Почему бы вам, ребята, не посмотреть, что можно сделать вот с этой штукой?
Найти практическое применение бруцеллезу не удалось ни в одной из лабораторий «Биопрепарата». До сих пор для роста бактерий использовался стандартный питательный раствор, содержащий молочный протеин — казеин. Пролистав свои конспекты, я наткнулся на запись: при использовании смеси дрожжевого экстракта с витаминами и некоторыми стимуляторами роста наблюдался высокий уровень роста культур. Закрывшись в лаборатории, мы с Румянцевым проводили долгие часы, экспериментируя с различными комбинациями смесей до тех пор, пока не получили идеальный для своих целей вариант.
Спустя восемь месяцев мы продемонстрировали свою разработку: составленная нами новая питательная среда обеспечивала высокий уровень роста бактерий, такой, что можно было использовать бруцеллез в качестве оружия. Московское начальство было довольно. А для меня это было личным достижением — ведь из ученика я превратился в ученого.
Осенью 1977 года за работу в Бердске мне присвоили звание старшего лейтенанта и старшего научного сотрудника. В тот же год я стал отцом семейства: Лена родила дочь Миру. Жизнь казалась безоблачной. Оклад мой повысился, профессиональная карьера пошла в гору, и я начал верить, что у меня самая лучшая работа (если не в мире, то в Советском Союзе).
Два года спустя, когда Лена ждала второго ребенка, сына Алана, я стал уже заведующим лабораторией в Бердске. После рождения Алана меня повысили и дали новое назначение: я получил приказ вернуться в Омутнинск, чтобы заняться разработкой промышленного производства возбудителя туляремии с целью использования его в качестве оружия. Мне сказали, что Корпус 107 уже полностью готов к работе.
6
КОРПУС 107
ОМУТНИНСК
1980 ГОД
Омутнинск был похож на растревоженный улей — всюду кипела работа. Внутри комплекса возвышались только что построенные корпуса. Комплекс по производству бактерий туляремии должен был разместиться в трехэтажном сером здании.
Корпус 107 был сконструирован по принципу «здание внутри здания». Там предстояло работать со смертельно опасными для человека патогенами, и нужно было сделать все возможное, чтобы исключить малейший риск их попадания в окружающую среду.
Корпус 107 имел довольно большую Зону I. Там же были расположены административные помещения и служба охраны, а также лаборатории, где проводились работы с неинфекционными микроорганизмами. Сотрудники в белой спецодежде сновали по коридорам. Солнечный свет, вливавшийся в большие окна, освещал стены, увешанные лозунгами типа «Пятилетку — в четыре года!», «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза!» Даже если вы проведете в Зоне I целый день, вы ничего не узнаете о том, что происходит в глубине здания, там, где располагалось основное производство.
На территории Зоны II размещались лаборатории, где шли работы с патогенными микроорганизмами, клетки для подопытных животных и гигантские ферментаторы, почти упиравшиеся в крышу здания. Зона III, расположенная внутри территории Зоны II, бьиа заставлена длинными рядами центрифуг, мельниц и сушильных аппаратов.
Внутренние Зоны II и III были оборудованы автономной системой подачи воздуха. Шумно работающие турбины подавали воздух через трубопровод в вентиляционную решетку, поддерживая атмосферное давление внутри помещения ниже обычного, чтобы воздух не проникал в Зону I. Сквозь многочисленные отверстия в потолке разбрызгивалась перекись водорода. Характерный запах этого дезинфицирующего средства преследует меня всю жизнь. Но запах — это еще не самое страшное. В течение десяти или чуть более лет, что я проработал в лаборатории, мои черные волосы всегда были слегка обесцвечены.
Кругом подстерегали невидимые опасности. Достаточно было только сделать одно неверное движение: неловко повернуться, неуклюже взмахнуть рукой — и это могло повлечь за собой очень неприятные последствия. Мы все знали о той угрозе, которая исходила от Зон II и III, но мы были еще очень молоды и оттого чувствовали себя неуязвимыми. Мы считали себя хранителями тайн, жрецами таинственного культа, ритуалы которого нельзя доверить простым смертным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49