– Что вы там шепчетесь? – спросила Ольга.– Я ему с-сказал, ч-что у него… ш-ш-штаны расстегнулись, – ответил Пантюха.Вот осел, ничего другого не придумал. Ольга фыркнула, а я покраснел как рак и таким красным вошел в переднюю, где, конечно, сразу увидел Лельку, которая сразу же заулыбалась. Пантюха свирепо затолкал ее в кухню, а сам зашел в комнату и уже оттуда позвал нас. Зинаида Ивановна – его мать – сидела на диване и что-то шила. Вблизи она показалась мне еще красивее, только вид у нее был очень печальный и усталый. Лицо бледное, а губы ярко-красные. Она обрадовалась, когда увидела нас.– А я давно Юрику говорю, – сказала она, улыбаясь, – ты бы хоть пригласил своих друзей к себе как-нибудь, а он стесняется… Меня, наверно, стесняется…– Да будет тебе, – сердито сказал Юрка, и она смущенно замолчала.Ольга сердито посмотрела на Пантюху, но он не заметил.– Мам, – тоскливо сказал Юрка, – я с Сашкой в деревню поеду, ладно?– В какую деревню, Юрик? – спросила Зинаида Ивановна.Я, сбиваясь, начал рассказывать насчет деревни. Юрка молчал, а Ольга поддакивала. Зинаида Ивановна слушала, но я видел, что она никак не может понять, при чем здесь Юрка, если мне надо ехать в деревню. Тогда за дело взялась Ольга. Она очень толково объяснила, что нам с Юркой обязательно надо ехать в деревню, а то нас уже начинают считать тунеядцами, и если мы сами не уедем куда-нибудь на работу, то нас могут выслать из Ленинграда, очень даже просто. А в деревне для нас найдется работа – там всегда нужны люди, и если мы настоящие советские граждане, то просто обязаны помочь сельскому хозяйству.Она говорила так здорово, что я уже всерьез начал думать о том, что в деревне без нас они там просто не обойдутся…Юркина мать совсем перепугалась и начала причитать, что это она во всем виновата и что теперь делать и как теперь быть, чтобы Юрку в самом деле не выслали.– Мам, – сказала Лелька, которая, оказывается, торчала в дверях и все слышала, – отпусти ты его в самом деле. Мы хоть отдохнем от надзирателя этого.Юрка яростно обернулся, но я схватил его за руку, и он сообразил, что, в общем-то, Лелька сейчас говорит тоже нам на пользу.– Уж я и не знаю, – сказала Зинаида Ивановна, но мы видели, что она почти согласна. Ольга подмигнула мне, а я подумал, что на Пантюхину мать больше подействовали Лелькины слова, чем Ольгины разглагольствования.В общем, она согласилась. Почему согласилась – это уж не мое дело.Зинаида Ивановна заставила нас выпить чаю с вареньем. За столом Лелька села рядом со мной и то и дело прижималась к моему колену своим коленом. У меня горели уши, и я все время старался отодвинуться подальше, но она все равно доставала меня своим коленом – я уже сидел на самом краешке стула и не знал, куда деваться. Ольга сидела напротив меня и сердито смотрела на Лельку, которая усмехалась себе в блюдечко. Пантюха тоже глядел на Лельку и свирепо сопел. А Лелька все трогала меня своим мягким коленом и хихикала в блюдечко, черт бы ее забрал. И только Зинаида Ивановна ничего не замечала и расспрашивала меня про Красики, и говорила, что я хороший мальчик и со мной она не боится отпустить Юрика хоть на край света, и давала всякие наказы Юрику, как он должен там, в деревне, себя вести и что надо взять ему с собой в дорогу. Выходило, что Пантюхе для его багажа нужно будет заказывать грузотакси.Потом Лелька встала, подошла к зеркалу, достала из сумочки помаду и начала подкрашивать губы.– К-куда? – спросил Пантюха.– Не твое дело, – ответила Лелька.– Н-не пойдешь! – сказал Пантюха, подошел к Лельке, вырвал у нее из рук помаду и хлопнул ее об пол. – Х-хватит!Лелька вдруг заплакала.– У-у, надзиратель, – сказала она, всхлипывая. – Надоели вы мне все! – и выскочила в переднюю.Мы услышали, как хлопнула входная дверь.Зинаида Ивановна виновато смотрела на нас, а Пантюха пыхтел и сопел.Мы с Олей ушли.Во дворе она вдруг засмеялась.– Ты что? – спросил я. Мне было жалко и Пантюху, и Зинаиду Ивановну, и Лельку тоже было жалко.– А у тебя уши горели, как помидоры, – сказала Оля.– Вот еще! – сказал я. – С чего это?– Ладно, – сказала Оля, – я ведь все видела.Я надулся.– Ну, я не сержусь, – сказала Ольга и взяла меня за руку. – Ты не виноват – это все она.– А может, и виноват, – буркнул я.– Не воображай, пожалуйста, – сказала Оля и опять засмеялась.Вот и пойми этих девчонок! Голова от их шуточек кругом идет…– Слушай, Саша, – сказала Оля тихо, – чего вы там с Юркой на танцплощадке натворили?Час от часу не легче! Как же тут не смыться куда глаза глядят?– Ничего особенного, – сказал я, – дали одному гаду…– Не ври, мне папа рассказал. Если не хочешь – не говори. Только не ври.– А что мне врать – раз ты сама все знаешь.– А ты все-таки расскажи.Ну, я рассказал ей все, что было, и она, по-моему, обрадовалась.– Только-то?! – сказала она. – А я уж думала… Понимаешь, меня папа просил с тобой поговорить, – она засмеялась, – на воспитательные темы…– А сам он не мог, что ли?Она кивнула.– Не мог. Ему… тебя жалко. Он говорит, что просто смотреть на тебя спокойно не может, – так ему тебя жалко.Опять какие-то новости, подумал я: жалостливый старшина милиции. Ужасно люблю, когда меня жалеют!– А тебе меня жалко? – зло спросил я.– Нет, – сказала Оля, – я вообще, наверно, жалеть не умею. Человека вообще жалеть не надо. Помогать ему надо, а жалеть не надо.И мы с ней опять поцеловались, как тогда, в первый раз, и я помчался домой. Не домой – к Андреичу. И в первый раз за все время мне не захотелось уезжать. Но я все равно уеду. И Оля считает, что это правильно. И она будет мне писать.
А вечером ко мне неожиданно пришел Лешка. Адрес Андреича он узнал у Ольги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54