А когда мне становится страшно, я начинаю себя воспитывать.– Ну, – спросил я, – так это ты?– Нет, – сказал Кныш. – Не я, но если ты скажешь…– Почему ты ушел?– Вы же все думаете на меня…– Я не думаю.– Правда?Я кивнул – я действительно не думал на него сейчас.– Валечка? – спросил я.– Не знаю… – Потом он как-то зашипел: – Н-ну, я узн-н-наю. – И выбежал из вестибюля.Я догонять его не стал. Урок уже почти кончился, Мария Ивановна рассказывала что-то, но ее, по-моему, никто не слушал. Когда я вошел в класс, Валечка вопросительно и немного испуганно посмотрел на меня. Я сделал вид, что не заметил.Когда прозвенел звонок, Капитанская дочка, собирая свой портфель, сказала:– Обещайте мне только, что вы не будете доискиваться. И давайте не вспоминать об этом… Вы хорошие ребята.Мы промолчали, и она, покачав головой, вышла. В дверях она столкнулась с Евгленой Зеленой – Еленой Зиновьевной, нашей классной воспитательницей.– Что у вас тут происходило? – спросила Евглена. – Я проходила случайно мимо и слышала такой шум…Она всегда проходит случайно!– Ничего, – спокойно сказала Мария Ивановна и ушла.Евглена покачала головой.– Ларионов, – сказала она, – принеси, пожалуйста, записку от отца, что у тебя действительно больна сестра и тебе надо за ней ухаживать.– У меня действительно больна сестра, но мне не нужно за ней ухаживать, – сказал я.– Значит, прогул? – спросила Евглена.– Значит, прогул, – сказал я.Она молча кивнула, как будто ничего другого от меня не ожидала, и вышла, поджав губы.– Ну и дурак! – закричала Ольга. – Подумаешь – принципиальный. Меня только подвел…– Он правильно сделал, – сказала Наташа.– Слишком уж вы все правильные, – сказала Ольга и вышла, хлопнув дверью так же, как Кныш, и мне почему-то стало ее жалко, я даже не обрадовался, что Наташа вступилась за меня. Я-то знал, какой я «правильный».Уроки в этот день шли ужасно медленно, а перемены пролетали за одну секунду, потому что в каждую перемену мы обсуждали то, что произошло на уроке литературы, пока вдруг Гришка не сказал, хлопнув кулаком по парте:– Хватит! Она же просила ничего не выяснять. Значит, ей это неприятно. И точка.Все согласились, хотя и поворчали немного, и только Наташа через некоторое время сказала:– А по-моему, надо узнать. Можно же ей ничего не говорить, но мы должны знать, что за подлец у нас в классе.И опять мнения разделились. Я, пожалуй, был согласен с Наташкой, но то, что она сказала, чтобы сделать это тайком от Капитанской дочки, мне не понравилось. Я, правда, этого не сказал, – у меня был свой план.После уроков я сказал Гришке, Осе и Валечке:– Пошли вместе. Надо поговорить.Валечка было заныл,. что он опоздает в музыкальную школу, но Гришка так посмотрел на него, что он сразу согласился. Я еще не знал толком, что́ я, собственно, буду говорить, но, когда мы пришли в наш скверик, начал неожиданно для себя.– Это ты, – сказал я Валечке так, как будто и в самом деле точно знал, что это он написал то письмо.– Ты что? – закричал Валечка. – Докажи! Докажи!– Ты, в самом деле, Сашка… того… знаешь что-нибудь, что ли? – спросил Гриша и неодобрительно посмотрел на меня.– Знаю, – сказал я. – Это он.Наверно, я сказал это так убежденно, что и Гриша и Ося сразу поверили, а Валечка совсем растерялся. Он залопотал что-то, забормотал и вдруг бросился бежать. Ося было кинулся за ним, но сразу остановился и махнул рукой.– Не сто́ит, – сказал он. – Рук марать не стоит.Валечка бежал к выходу из скверика, и там навстречу ему вышел Володька Кныш. Он загородил Валечке дорогу, и мы, не сговариваясь, побежали туда. Кныш что-то сказал Валечке, и тот, отшатнувшись от него, повернулся и побежал в нашу сторону, но, увидев, что мы бежим навстречу, остановился. Вид у него был такой загнанный, что, когда мы подбежали к нему, Гриша сказал:– Беги, мы его задержим.– Спасибо, – сказал Валечка и так припустил по аллейке, что Оська засмеялся.Засмеялся и я, но мне было противно, и, когда Кныш подошел к нам, я не стал ни о чем говорить, а взял и ушел. Оглянувшись, я увидел, как все трое, стоя на одном месте, размахивали руками и о чем-то спорили. Я пошел домой, решив обо всем посоветоваться с батей. Я редко прибегал к его помощи. Не потому, что стеснялся или боялся, что он не поймет, а просто всегда помнил, что́ он может сказать.
«Я, конечно, выслушаю тебя, – говорил батя, – и может быть, что-нибудь посоветую, но имей в виду: грош цена человеку, а тем более мужчине, если он сам не может разобраться в своих делах».Я ужасно не хотел, чтобы мне, как человеку, а тем более мужчине, была грош цена. Но вот тут мне показалось, что именно такой крайний случай наступил. Как оказалось через несколько дней, я ошибался, – все это были детские игрушки по сравнению с тем, что мне вскоре пришлось испытать. Но я-то тогда еще не знал и решил вечером поговорить с батей.
Он пришел поздно – заходил к Нюрочке; ей стало еще лучше, и батя был довольно спокойный. Совсем спокойным он теперь не был никогда. Мне все время казалось, что его гложет что-то, – уж больно часто он сосал свою трубку. А что с ним, я спросить не решался, – соберусь было, но он как будто сразу догадается и примет такой вид, что у меня отпадает вся охота спрашивать.– Мне с тобой нужно поговорить, – сказал я бате, когда мы кончили ужинать.– О чем? – спросил батя, и мне показалось, что он насторожился.– Да так, кое о каких своих делах.– Назрела необходимость?– Ага.– Ну, давай.Батя сел за свой стол, а я принялся ходить по комнате и все не знал, с чего начать.– А ты начни с чего-нибудь попроще. Но вообще-то имей в виду, что грош цена человеку, а особенно мужчине, который…И т. д.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54