Мой номер - 83.
На другой день всех нас привели на завод, в цех металлообрабатывающих станков. Человек двадцать, в том числе и меня, оставили в цехе, остальных передали в другие службы. Тем, кто остался, было сказано: "Будете обучаться работе на станках". Каждого тотчас прикрепили к одному из немецких рабочих.
Так я превратился в токаря. Уже через месяц ко мне прикрепили ученика - молодого француза. Это был не пленный, он прибыл в Германию, так сказать, по "трудовой мобилизации". За время пребывания в лагере я обучил трех французов.
Распорядок нашей жизни был таков: подъем в шесть утра, умывание, морковный чай или суррогатный кофе с сахарином и 250 граммов хлеба. В 7 часов начиналась работа. Рабочий день - двенадцатичасовой. В 10 у немцев был пятнадцатиминутный перерыв, они закусывали тем, что приносили из дому. Заодно перерыв был и у нас, только закусывать было нечем. В полдень - обед. Мы получали миску довольно густого супа. Обедали в отдельном помещении. В 19 часов - конец рабочего дня. Мы возвращались в лагерь, где получали еще раз по миске супа. В 22 часа - отбой.
Отношение к нам немецких рабочих было с самого начала вполне нормальным. А ведь по цеху было расклеено такое обращение к немцам: "Рядом с вами будут работать русские пленные. Помните, что это наши враги, поэтому никакого общения, держать их в изоляции. Следите за ними, не допустите диверсии с их стороны, сообщайте о подозрительных. Нарушающие эти указания будут привлекаться к ответственности".
Вопреки этим запретам у нас быстро стали налаживаться хорошие отношения. Мой первый наставник - старичок начал с того, что в первый же утренний перерыв дал мне бутерброд, и далее я каждый день получал от него немного съестного. Работая уже самостоятельно, я сдружился с немцем, чей станок был рядом с моим. Его звали Адольф. Вскоре он стал ежедневно приносить мне небольшой мешочек вареного картофеля, иногда с овощами. Передавать это открыто было опасно, но мы нашли способ: туалет в цеху был разделен дощатой перегородкой на две части - одна для немцев, другая для пленных. В помещении было окно. Перегородка, разделяя его надвое, не доходила до стекла, оставалась щель шириной с подоконник. Через эту щель, выждав, когда в туалете нет немцев, Адольф и передавал мне еду. Надо сказать, что вскоре почти каждый пленный, работавший в нашем цеху, имел такого покровителя.
Это было проявлением истинно человеческого сочувствия, в котором мы нуждались, полагаю, не менее, чем в пище.
Мой станок находился недалеко от кабинета начальника смены - человека моих лет. Он жил в Берлине и ездил в Вильдау на электричке. У нас постепенно сложились довольно хорошие отношения. Я стал получать от него немецкие газеты и уже имел представление о положении на фронтах. Начиная с августа, в центре внимания прессы был Сталинград.
С начальником смены я часто вел разговоры. Он интересовался Советским Союзом и при этом агрессивной позиции не занимал. Несколько раз он привозил мне из Берлина фрукты, даже ломти арбуза, чем меня весьма тронул. Я был также тронут тем, что в день рождения своей жены Адольф принес мне пакет с бутербродами, пакетик жареного картофеля с мясом и несколько домашних пирожных.
Вспоминается пожилая немецкая пара: он заведовал испытательной лабораторией, она работала в заводской конторе. Он часто подходил ко мне побеседовать. Их старший сын был в армии Паулюса. Однажды оба пришли встревоженные: от сына давно нет писем, дело к зиме, а у него нет зимнего обмундирования. Они спрашивали, насколько холодны русские зимы. В другой раз они пришли ко мне с младшим сыном, который окончил какое-то военное училище и был в военной форме. Отец хотел показать ему русского пленного. Парень спросил, какого я мнения о немецкой армии и при каких обстоятельствах попал в плен, и, когда я ответил, что попал в окружение, он с гордостью заметил, что окружение (по-немецки это звучало "попасть в котел") - основа немецкой тактики. Разговаривал он со мной в самом дружелюбном тоне и под конец спросил, чем, по моему мнению, окончится война. Когда я ответил: "Безусловно, победой Советского Союза", лицо молодого немца выразило недоумение, я бы даже сказал смятение. "Неужели вы так думаете!" - воскликнул он.
После возвращения с работы, перед раздачей вечерней еды, нас выстраивали и проводили перекличку. Бывало, что при этом некоторых вызывали из строя и уводили. Это означало, что они в чем-то провинились и будут наказаны. Виды наказания были таковы: лишение вечерней еды, заключение на ночь в карцер, удары плетью (!). Наказание определял начальник охраны, экзекуцию производили полицейские.
В воскресенье мы не работали. С утра убирали барак и территорию, затем мы были предоставлены самим себе. Один из пленных принес из конструкторского бюро немецко-русский словарь, и мы занимались чтением газет, которые приносил я. В первую очередь прочитывались военные сводки. К этому времени гнетущее чувство, что война проиграна, прошло. Затеплилась вера в победу.
Помню, как однажды при обыске в бараке (такие обыски производились регулярно) у меня нашли словарь и газеты. Командир охраны обрушился на меня - зачем мне нужен словарь, откуда у меня газеты. Я на немецком языке дал объяснения. Газеты он отобрал, а словарь все же оставил, и наказан я не был.
Не могу не упомянуть об одном случае, о котором мне рассказали. Оказывается, среди нас был один еврей, и все шло хорошо, пока кто-то из пленных, очевидно, желая выслужиться, не донес на него. Еврея посадили в карцер, продержали несколько дней, а затем вернули в барак. Больше его не трогали, он продолжал работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33