ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Я понимал, что кто-то должен это делать, но почему бы им не выбрать того, кто не может выполнять свой долг на фронте? Это было смешанное чувство, Потому что я понимал, что это честь быть выбранным для выполнения такого задания, но я в то же время был разочарован. Однако вскоре нас заверили, что мы будем служить и на фронте, что именно в этом батальоне мы будем какое-то время служить в штабе фюрера, а потом нас переведут в зону сражений. Как оказалось, в состав Fuhrerbegleitbataillon на самом деле входило два батальона один служил на фронте (обычно на Восточном фронте), а второй охранял Гитлера и его штаб. Тот батальон, который находился в бою, подчинялся непосредственно Гитлеру. Он определял, куда направить этот батальон, и сюда нас и послали. Если возникала критическая ситуация, он посылал нас туда для ее разрешения, потому что он знал, что куда бы нас не послали, нам все удавалось. Казалось, что неважно, к какому месту на Восточном фронте мы были приписаны, мы всегда сталкивались с элитной советской Красной Гвардией, а не с какими бы то ни было другими русскими подразделениями. Туда, куда Гитлер отправлял "свой" батальон, Сталин посылал "свой" как будто бы два лидера играли в солдатики!
PzKf-III дивизии СС "Grossdeutschland" возле Растенбурга.
Продвижение по службе в Fuhrerbegleitbataillon было редким из-за того, что потери среди солдат были меньше. Естественно, если кого-то отправляли в подразделение, которое оставалось на фронте, и ему удавалось выжить, то у него было гораздо больше шансов продвинуться по службе. В подразделении вроде нашего, постоянная ротация и, следовательно, меньшие потери мешали нашему продвижению. За время моей службы в Вермахте с апреля 1942 по май 1945 мне удалось достичь всего лишь чина унтер-офицера. Если бы мне удалось поступить в офицерскую школу, то я бы стал офицером. Тем не менее, мои друзья, у которых тоже были дипломы о высшем образовании, продвигались с той же скоростью, что и я.
Моей военной специальностью было обслуживание танковых орудий. Опять же во время обучения нас учили быть не только наводчиками, заряжающими, водителями, радистами или командирами танка. Каждого обучали одной и, в меньшей степени, четырем другим специальностям. Естественно, рекрут не мог надеяться сразу стать командиром танка, но его обучали командирским обязанностям, чтобы он мог с ними справиться в случае необходимости. Если солдат демонстрировал определенные способности, например: меткую стрельбу, хорошее восприятие азбуки Морзе, особые способности к вождению или наклонность к механике, то ему давали именно эту специальность.
Я продемонстрировал особые способности к артиллерийскому делу, но не просто к наведению на цель и стрельбе. Вы должны были определить тип снаряда, требуемого для того, чтобы поразить цель (фугасный, бронебойный и т.д.), оценить расстояние до цели, опередить цель, чтобы добиться соответствия по скорости и направлению, и для всего этого требовался своего рода аналитический ум. Большинство артиллеристов подбиралось с учетом их потенциальной возможности стать командирами. Я не хвастаюсь, но я был достаточно хорош для того, чтобы быть меня выбрали командиры танка, которые имели право выбирать наводчика. Конечно, если ты уже был приписан к командиру и его танку, ты обычно оставался с ним, за исключением тех случаев, когда он или ты был ранен или убит.
Мы никогда не считали нашу службу "просто еще одной работой"; это был наш долг и честь быть солдатом. Мы чувствовали, что у нас нет другого выбора. В конце концов, шла война, я был как раз призывного возраста, и я чувствовал так, как большинство других молодых людей: единственный способ жить заключался в том, чтобы воевать за родину, выиграть войну, а затем вернуться с миром и восстановить свою страну. В том смысле, что мы были образованы и хорошо обучены, мы были профессионалами. Наши возможности намного превосходили возможности русских. Сама по себе наша боевая группа сама по себе была способна уничтожить пять русских танков на каждый потерянный нами, и я считаю, что этот коэффициент был таким на протяжении всей Русской кампании. Однако, к нашему сожалению, у них, возможно, было в десять раз больше танков, чем у нас.
Быстрота наведения на цель и нанесения ответного удара, а также точность стрельбы были основой нашего превосходства. Мы без сомнения были лучше обучены, и наша оптика была лучше. Но наши танки были хуже, так же, как и толщина защитной брони, двигатели были слишком малы для веса танка, также следует принять во внимание узкие гусеницы (которые не могли передвигаться по грязи или болоту). С другой стороны, благодаря нашей быстроте, хорошей подготовке и (по крайней мере, мы так думали в то время) нашему менталитету, мы всегда оказывались выше врага, с которым сталкивались. Когда я говорю "мы", я имею в виду членов элитной дивизии; это необязательно оказывалось правдой для всех остальных подразделений, воевавших на Восточном фронте или других подразделений вермахта в целом.
Восточный фронт
Когда я воевал на Восточном фронте, я был ранен четыре раза. Мои первые два ранения были получены зимой 1943-44, неподалеку от Нарвы, на российско-эстонской границе. Наш танк должен был охранять определенную зону вдоль края леса. Мы патрулировали этот сектор, в тот момент, когда в нас начала стрелять русская 152-мм артиллерия. Мы должны были перемещать свой танк после каждого второго или третьего залпа русских. Я выполнял обязанности наблюдателя (стоял, высунувшись из люка орудийной башни), когда один из их снарядов ударил прямо перед нашим танком. Взрывом вырвало каток и обездвижило танк.
1 2 3 4 5 6 7 8
PzKf-III дивизии СС "Grossdeutschland" возле Растенбурга.
Продвижение по службе в Fuhrerbegleitbataillon было редким из-за того, что потери среди солдат были меньше. Естественно, если кого-то отправляли в подразделение, которое оставалось на фронте, и ему удавалось выжить, то у него было гораздо больше шансов продвинуться по службе. В подразделении вроде нашего, постоянная ротация и, следовательно, меньшие потери мешали нашему продвижению. За время моей службы в Вермахте с апреля 1942 по май 1945 мне удалось достичь всего лишь чина унтер-офицера. Если бы мне удалось поступить в офицерскую школу, то я бы стал офицером. Тем не менее, мои друзья, у которых тоже были дипломы о высшем образовании, продвигались с той же скоростью, что и я.
Моей военной специальностью было обслуживание танковых орудий. Опять же во время обучения нас учили быть не только наводчиками, заряжающими, водителями, радистами или командирами танка. Каждого обучали одной и, в меньшей степени, четырем другим специальностям. Естественно, рекрут не мог надеяться сразу стать командиром танка, но его обучали командирским обязанностям, чтобы он мог с ними справиться в случае необходимости. Если солдат демонстрировал определенные способности, например: меткую стрельбу, хорошее восприятие азбуки Морзе, особые способности к вождению или наклонность к механике, то ему давали именно эту специальность.
Я продемонстрировал особые способности к артиллерийскому делу, но не просто к наведению на цель и стрельбе. Вы должны были определить тип снаряда, требуемого для того, чтобы поразить цель (фугасный, бронебойный и т.д.), оценить расстояние до цели, опередить цель, чтобы добиться соответствия по скорости и направлению, и для всего этого требовался своего рода аналитический ум. Большинство артиллеристов подбиралось с учетом их потенциальной возможности стать командирами. Я не хвастаюсь, но я был достаточно хорош для того, чтобы быть меня выбрали командиры танка, которые имели право выбирать наводчика. Конечно, если ты уже был приписан к командиру и его танку, ты обычно оставался с ним, за исключением тех случаев, когда он или ты был ранен или убит.
Мы никогда не считали нашу службу "просто еще одной работой"; это был наш долг и честь быть солдатом. Мы чувствовали, что у нас нет другого выбора. В конце концов, шла война, я был как раз призывного возраста, и я чувствовал так, как большинство других молодых людей: единственный способ жить заключался в том, чтобы воевать за родину, выиграть войну, а затем вернуться с миром и восстановить свою страну. В том смысле, что мы были образованы и хорошо обучены, мы были профессионалами. Наши возможности намного превосходили возможности русских. Сама по себе наша боевая группа сама по себе была способна уничтожить пять русских танков на каждый потерянный нами, и я считаю, что этот коэффициент был таким на протяжении всей Русской кампании. Однако, к нашему сожалению, у них, возможно, было в десять раз больше танков, чем у нас.
Быстрота наведения на цель и нанесения ответного удара, а также точность стрельбы были основой нашего превосходства. Мы без сомнения были лучше обучены, и наша оптика была лучше. Но наши танки были хуже, так же, как и толщина защитной брони, двигатели были слишком малы для веса танка, также следует принять во внимание узкие гусеницы (которые не могли передвигаться по грязи или болоту). С другой стороны, благодаря нашей быстроте, хорошей подготовке и (по крайней мере, мы так думали в то время) нашему менталитету, мы всегда оказывались выше врага, с которым сталкивались. Когда я говорю "мы", я имею в виду членов элитной дивизии; это необязательно оказывалось правдой для всех остальных подразделений, воевавших на Восточном фронте или других подразделений вермахта в целом.
Восточный фронт
Когда я воевал на Восточном фронте, я был ранен четыре раза. Мои первые два ранения были получены зимой 1943-44, неподалеку от Нарвы, на российско-эстонской границе. Наш танк должен был охранять определенную зону вдоль края леса. Мы патрулировали этот сектор, в тот момент, когда в нас начала стрелять русская 152-мм артиллерия. Мы должны были перемещать свой танк после каждого второго или третьего залпа русских. Я выполнял обязанности наблюдателя (стоял, высунувшись из люка орудийной башни), когда один из их снарядов ударил прямо перед нашим танком. Взрывом вырвало каток и обездвижило танк.
1 2 3 4 5 6 7 8