Он добавил, что принадлежит к роду Жабас и зовут его Тайле, что его самого и соплеменников безжалостно угнетают кокандцы и что все тамошние киргизы преисполнены надежды на помощь русского правительства, которое освободит их от угнетателей. Тем временем мой отряд подошел к берегу. Я сразу же приказал развьючить верблюдов, затем послал всех казаков с серпами на канал, чтобы нарезать растущий там невысокий камыш и связать из него снопы. Из них связали потом своего рода фашины, соединив веревками. Получился плот, называемый киргизами "сал"; они используют такие плоты для переправки семей, овец и скарба через Сырдарью.
За час работы изготовили три или четыре таких больших сала и тут же стали переправляться на них через канал. Переправу начали с багажа и артиллерии. Лошади переплыли канал, подгоняемые нагими казаками, в то время как верблюды, на горбах у которых был уложен мешок с провиантом да еще сидел солдат с походной сумкой, ружьем и т. д., переходили на противоположный берег по брюхо в воде. Сцена эта была очень живописной, и один из моих топографов набросал два эскиза, которые я до сих пор храню как дорогую память. Ржание и фырканье лошадей при переправе через канал, крики верблюдов, мычаиие убойных быков, громкие возгласы и понукания казаков и солдат, смех, когда один пехотинец упал с верблюда и принял вынужденную ванну, - все это делало переправу через водное пространство занимательной. Через два часа переправа была закончена, и я направился к противоположному берегу на имевшейся у нас единственной байдарке, когда увидел приближавшуюся кокандскую депутацию. В нее входили четыре человека, среди них один бухарский купец. Но я их не принял и приказал взять с собой. Ночной лагерь я расположил на восточном берегу канала, среди камыша и лугов.
19 июля я продолжил марш по песчаным холмам, но вынужден был сделать большой обход из-за разлива Сырдарьи. Отряд вел Тайпе. Мы должны были прокладывать себе дорогу сквозь лес из высокого колючего кустарника, через который вела лишь узкая пешеходная тропа, изрезанная множеством углублений и высохших каналов, что чрезвычайно затрудняло движение колонны и растянуло ее. Выбравшись наконец из колючего кустарника, где особенно тяжело пришлось артиллерии (саперы вынуждены были идти впереди авангарда и выравнивать кирками и лопатами неровности узкой тропы), мы снова пошли по песчаным холмам и через возделанные поля, прорезанные множеством оросительных каналов. Наконец вдалеке показалась пресловутая Ак-Мечеть. Пройдя в этот день, считая с обходом, 25 верст, я расположился, обойдя крепость, напротив восточного фасада форта на расстоянии 200 саженей от него.
В 1852 г. Ак-Мечеть представляла собой большой форт с двойным радом стен. Он имел форму огромного параллелограмма со сторонами в 100 саженей, окруженного рвом с водой. Внешние стены, высотой 9-10 футов, были построены из саманного кирпича или глины. Вдоль его внутренних стен располагалось множество лавок и других построек, возведенных из глины, с конюшнями и складами. Внешняя стена была зубчатой. В центре параллелограмма находилась цитадель, тоже в форме параллелограмма, с толстыми зубчатыми стенами высотой в 4 сажени; по четырем углам цитадели возвышались башни. Цитадель также была окружена глубоким рвом. Ворота внешних стен крепости были открыты, и я увидел во внутреннем дворе большие кучи глиняных глыб; множество таких глыб было сложено и на стенах цитадели вдоль верхнего края бруствера; как позднее я узнал, к сожалению на собственном опыте, их сбрасывают на головы атакующих. Упомянутые глыбы из глины служили также для того, чтобы быстро возводить необходимые стены, траверсы и т. д. или спешно заваливать изнутри ворота.
Расположив отряд на отдых, я взял 20 казаков во главе с есаулом Бурениным и объехал вокруг крепости на расстоянии 20-25 саженей от нее. Поскольку я держал посланную ко мне депутацию в лагере, начальник гарнизона не знал, с каким намерением я сюда прибыл, и дал мне спокойно произвести рекогносцировку. Но я ясно видел через бойницы внешней стены сверкающие ружейные стволы, и, вероятно, гарнизон был готов ко всему. Между тем я убедился, что пленный командир крепости Кош-Курган, Мирза-Рахим, которого я допрашивал за две недели до этого в Аральском укреплении, говорил правду и что трудно, если не совсем невозможно, взять такую крепость, как тогдашняя Ак-Мечеть, штурмом с моим небольшим отрядом. Однако согласно полученному приказу я обязан был хотя бы попытаться. Я послал через задержанного мной бухарского купца Казак-бея коменданту крепости записку на татарском языке, в которой изложил ему цель своего прибытия сюда и предложил оставить крепость и беспрепятственно отправиться с гарнизоном в Туркестан.
Батыр-Баса, комендант, ответил мне, чтобы я дал ему четыре дня на размышление: он ждал помощи из Ташкента и хотел выиграть время. Но я дал ему только шесть часов. В ночь с 19-го на 20-е я выпустил несколько ядер и гранат по внутренней крепости, чтобы запугать гарнизон, который, как мне сообщили, состоял из 200 человек. Кокандцы тут же ответили на мою стрельбу огнем из своих 3-фунтовых фальконетов, которые были установлены на бруствере цитадели четырехсаженной высоты; по этой причине их ядра перелетали через мой лагерь, и только один казак был легко ранен.
Если бы я расположился на большем расстоянии от стен АкчМечети, то кокандские ядра (железо, обернутое свинцом) попали бы в лагерь. В светлую лунную ночь я видел, как кокандцы закрыли внешние ворота крепости, чтобы, как позднее выяснилось, завалить их глыбами глины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154