Иногда за всю ночь удавалось поспать какой-нибудь час-два, но мы уже не испытывали той усталости, которая так сильно давала себя знать в первые дни, а в первые фронтовые сутки буквально придавливала каждого к земле. И вот минуло всего двадцать дней, и то, что прежде казалось невозможным, стало обычным, будничным. Как будто бы от рождения ты не знал никакого домашнего уюта - ни теплой комнаты, ни чистой постели. И откуда только взялись силы? Куда девался страх, который вначале испытывали все мы, вчера еще штатские люди, пока не прошли, пусть совсем небольшую, "школу войны"?..
Словом, за короткое время мы свыклись с трудной фронтовой жизнью. У нас даже сложился свой фронтовой режим: просыпаясь, первым делом выясняли обстановку, а уж потом мылись, брились и завтракали. Плохо было лишь с баней. За двадцать дней только раз пришлось мыться в чудом уцелевшей бане в Белых Ключах.
Однако настоящие испытания были еще впереди.
Седьмого августа в батальон прибыл парторг полка С. А. Корсуков, чтобы составить список отличившихся в предыдущих боях для представления их к правительственным наградам. Весь день и значительную часть ночи мы поочередно вызывали политруков и вместе с ними писали боевые характеристики. Корсукову пришлось заночевать.
В эти сутки на переднем крае было спокойно.
Артиллерия противника всего лишь раз обстреляла Юрки. Снаряды разорвались в центре деревни, где в тот момент никого не было, а один угодил в подбитый нами при занятии Юрков вражеский танк, что вызвало у ополченцев иронические улыбки: "Сильны, раз бьют по своим".
На рассвете Лупенков вышел из землянки немного поразмяться и с наслаждением втянул в себя свежий, густо настоянный лесными ароматами воздух. Навстречу шагнул охранявший землянку боец Андреев.
- Как идет дежурство, товарищ Андреев? - совсем не по-уставному спросил комбат.
- Пока нормально. Только что-то подозрительно тихо". Точно перед грозой.
- Именно подозрительно... - согласился Михаил Григорьевич.
Тут же вернувшись в землянку, он стал звонить командирам рот:
- Поднимите людей и усильте наблюдение. Будьте наготове...
Тревога оказалась не напрасной. Ровно в девять часов утра все загрохотало, с потолка землянки посыпался песок. Начался массированный артобстрел. Тут и там вздыбливались черные, чем-то похожие на фонтаны нефти столбы земли. Казалось, после такого артиллерийского шквала не должно остаться ничего живого. Может быть, так оно и случилось бы, если бы наши оборонительные сооружения и землянки находились в Юрках. К счастью, они были выдвинуты метров на пятьсот вперед. В деревне, вернее, на ее окраине, находилась только штабная землянка.
Артиллерийская обработка длилась сорок минут, после чего появились "мессершмитты". Ну и бомбежка это была! Снова то здесь, то там взметались ввысь земляные столбы, плотно застилая собою небо. Когда "мессеры" отбомбились и улетели, Лупенков взял телефонную трубку и тут же с досадой ее бросил: связь не действовала.
- Пошли, боевой, - сказал комбат, - здесь больше делать нечего. А парторгу лучше вернуться в полк.
...Проселочную лесную дорогу из Юрков в Ивановское, по которой мы шли с комбатом, пересекала линия обороны восьмой роты. Еще на полпути нам стали встречаться то один, то другой санитар с ранеными бойцами.
- Что там у вас? - Лупенков остановил пожилого санитара, который вел привалившегося к нему всем телом раненого с забинтованной головой: видимо, ранение у бойца было тяжелое, бинт весь пропитался кровью.
- Товарищ капитан, в наши траншеи ворвались немцы...
В роте царила полная неразбериха. Где командир? Никто толком ответить не мог: его нашли потом убитым. Бойцы мелкими группами рассредоточились по уцелевшим окопам и действовали по собственному разумению, кто как мог. Создалось критическое положение: еще немного, и фашисты вклинятся в оборону батальона, ворвутся в Юрки. Ликвидировать эту угрозу можно было, лишь немедленно собрав бойцов: пойти в контратаку. Нам с Лупенковым удалось сделать это. Одновременно мы послали ординарца к командиру девятой роты с приказом ударить фашистам во фланг. Только мы поднялись в контратаку, как гитлеровцы возобновили артиллерийский обстрел. Но теперь уже они стреляли не по Юркам, а по боевым порядкам восьмой роты. Подобно гигантскому трактору, вражеская артиллерия "прошлась" по укреплениям роты. Глубокие воронки, вырванные с корнем деревья, смятые, искореженные огневые точки, искалеченные тела убитых - так выглядела теперь позиция восьмой роты. Признаться, я думал, что рота больше неспособна сопротивляться врагу. Но когда вновь показались фашистские пехотинцы, они были встречены хотя и редкими, но меткими выстрелами. Вражеская пехота, не ожидавшая такой живучести ополченцев, вынуждена была залечь...
И только тогда мы сообразили, как это все произошло.
Когда вторично начался артиллерийский обстрел, уцелевшие бойцы, да и мы с Лупенковым, повинуясь инстинкту самосохранения, скатились в воронки от снарядов и припали к земле. По теории вероятности, снаряд дважды в одну и ту же точку не попадает. Поэтому те, кто укрылся в воронках, оказались в относительной безопасности, и это позволило встретить огнем фашистов, предпринявших еще одну атаку. Как видим, недавние штатские люди уже научились кое-чему на войне.
Первой нашей с Лупенковым заботой было заменить убитого командира роты. Наш выбор пал на политрука Клюшина. И отнюдь не случайно: мы давно хотели выдвинуть его на должность командира роты. Не делали этого только из-за его активного сопротивления новому назначению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110