Все это было не так просто, потому что фашисты, занявшие к тому времени оборону, видимо, успели сориентироваться и пытались задержать чирковцев. Но они прорвались, и я, услышав по телефону голос генерала, очень обрадовался и спросил:
- Вернулись?
- Не то слово, - ответил комдив. - Выпрыгнули.
- Ну, с благополучным исходом вас, - пошутил я.
Двигаясь к Ченстохову, наши части, приближались к границе германского рейха.
Недалеко от города и восточнее его мы пересекли прекрасно оборудованную линию немецких укреплений: глубокие, я бы сказал, благоустроенные траншеи, внушительно выглядевшие доты и дзоты. Но гитлеровцев там не оказалось, так что несколько десятков километров мы прошли, так сказать, беспрепятственно, страдая главным образом от того, что все время значительно опережали свои обозы и нередко оставались без горячей еды.
Труднее пришлось 32-му корпусу генерала Родимцева, которому противодействовали немецкие соединения, непосредственно защищавшие Ченстохов. 17 января сильный передовой отряд этого корпуса под командованием заместителя комкора полковника Г. С. Дудника ворвался в город и удержал его до подхода основных сил. В этот день, пожалуй, лишь 15-я гвардейская стрелковая дивизия выдержала вместе с артиллеристами 10-й истребительно-противотанковой и 8-й самоходно-артиллерийской бригад жаркий бой за сильный опорный пункт врага город Жарки. В этом бою подвиг Александра Матросова повторил гвардии сержант А. В. Ростомян из 44-го гвардейского стрелкового полка дивизии.
От Ченстохова направление нашего наступления шло через густой заснеженный лес, и к исходу 18 января корпус вышел на рубеж Каменица Польска, Жарки. Мороза большого не было, и, хотя мокрый снег мешал продвижению, на рассвете серого зимнего дня, 23 января, мы вышли основными силами к берегу реки Одер севернее Оппельна (Ополе).
Тут погода совсем раскисла. От реки расползался седой туман, из-под снега на каждом шагу проступала вода, сырой воздух был холодным и липким.
Одер стоял подо льдом, но, как мне донесли командиры передовых частей, лед оказался таким слабым, что не выдерживал никакой техники: едва первые машины осторожно вышли на лед, как он, слабо кряхтя, начал проминаться, покрываясь серой водой.
Мы оказались перед сложной проблемой: каким образом форсировать Одер? То ли следовало прорубать лед и наводить понтонные мосты, то ли было целесообразней каким-то образом укрепить его...
Времени, чтобы думать и гадать, а тем более экспериментировать, не было. Приказано было в ночь на 23 февраля с ходу форсировать реку и захватить плацдарм. Решили, что проще и надежнее всего перебираться по льду, прикрыв его деревянными настилами. Первыми начали форсировать реку части 58-й гвардейской дивизии.
Пехота и легкая артиллерия переправились вполне благополучно. 15-я гвардейская дивизия вместе с танкистами 3-й гвардейской армии завязали бой за мощный опорный пункт врага город и крепость Оппельн. К вечеру я решил, что все и дальше обойдется хорошо, и отправился к себе на командный пункт, который оборудовал примерно в полутора километрах от переправы в поселке со странным названием Америка. Собственно, это даже не был поселок. Населенный пункт, носивший общее название, представлял собою десятка два хуторов, раскинувшихся вдоль берега Одера и стоявших совершенно обособленно друг от друга. Место показалось мне очень удобным, потому что оттуда я легко и быстро мог в случае необходимости выскочить и на переправу, и в расположение любой из дивизий корпуса.
Само форсирование Одера проходило относительно спокойно. Особого сопротивления противник не оказывал. Это означало, что главные силы его мы потрепали основательно, а резервы еще не подошли.
Наступила ночь. В маленьком домике, где мы расположились на ночлег, в печке уютно светились догорающие угли. После многих дней наступления в бешеном темпе это была, по сути, первая передышка, первая ночевка в тепле.
Я закрыл глаза, и, прежде чем сон бросил меня в черное освежающее небытие, как всегда, в голове хороводом закружились обрывки дневных впечатлений, поплыли лица виденных днем красноармейцев и офицеров. На мгновение мелькнула мысль, что уж больно гладко сложилось все сегодня. За свою тогда еще короткую, но богатую событиями жизнь я успел сделать наблюдение, что стоит тебе порадоваться, как все-де хорошо и благополучно, как вдруг обязательно свалится на голову какая-нибудь совершенно неожиданная неприятность. С этой мыслью я и заснул.
Среди ночи я проснулся от беспорядочной, но интенсивной стрельбы и, натягивая сапоги, сказал сам себе в ответ на ту, последнюю перед сном, мысль:
- Ну вот! Пожалуйста, получай!
- Что вы сказали? - переспросил капитан Скляров.
- Говорю: что за черт там лупит из автоматов во весь дух! Как думаешь?
- Трудно сказать. Надо полагать, не наши. Фашисты, должно быть.
- Это ты прав, должно быть, фашисты. Но откуда их принесло и сколько их?
Судя по характеру стрельбы, напавших на нас было немного. Вероятнее всего, это пробивалась к своим, на противоположную сторону Одера, какая-либо из отставших групп противника, не сумевшая даже отступать в том темпе, который мы поддерживали при наступлении.
Красноармейцы из взвода охраны заняли оборону. Мы со Скляровым поднялись на чердак, открыли окошко. За ним плавала тяжелая, влажная темнота, навалившаяся на заснеженную поляну, которая окружала наш домик. Глаза долго не могли привыкнуть к темноте. Постепенно из нее начали проступать смутные силуэты отдельных деревьев и кустов, разбросанных тут и там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102