Ответ раздался не сразу. Одни смущенно улыбались, другие, видимо ранее не встречавшиеся с нами близко, разглядывали своих генералов во все глаза. За всех ответил маленький сухой солдат в шапке, спросонок надетой боком, ухом вперед, что придавало ему немножко смешной вид. Да, наверное, он и действительно был ротным балагуром и весельчаком. Хитро поблескивая быстрыми глазами, солдат бойко заговорил неожиданно басовитым, может быть, простуженным голосом:
- Да что за жизнь, товарищ генерал? Скучноватая жизнь. Сидим да сидим. Думали, уж ходить разучились.- Он весело подмигнул сразу заулыбавшимся красноармейцам. - Вот только и размялись несколько, когда в тылу недельку учениями занимались.
Генерал Русаков, командир 58-й гвардейской стрелковой дивизии, в расположении которой мы находились, принял предложенный тон и, прищурившись, спросил:
- Что, понравилось в тылу-то "наступать"? Задорный голос из-за спины сидевшего впереди плотного сержанта с вислыми, порыжевшими от махорки усами выкрикнул:
- А мы и по-настоящему можем. Да скоро ли?
Сержант, не оглядываясь, ткнул сидящего сзади локтем и, расправляя могучие плечи, пробурчал по-украински в прокуренные усы:
- А ты не лезь поперед батьки в пекло. Русаков, теперь уже серьезно и участливо, сказал:
- Значит, скучаете, гвардейцы? А ведь в обороне-то сидеть легче. Да и спокойнее.
- Какой спокой, товарищ генерал, - ответил самый пожилой из красноармейцев. - Уж добить бы поскорее проклятых, тогда бы и посидели дома в спокое... Конечно, у кого дом остался да кто сам живой к семье вернется, после маленькой паузы горько закончил он.
- Да... дом... Где он сейчас, дом-то? - раздумчиво сказал кто-то из генералов.
И сразу заговорили несколько голосов. Все стало удивительно просто, непринужденно, как будто тот факт, что и у нас, командиров, есть дома, о которых мы помним и скучаем и в которые можем не вернуться, сразу сблизил, сроднил всех присутствующих.
По нашей просьбе солдаты наперебой начали рассказывать о своих наблюдениях за противником, охотно и подробно отвечали на наши вопросы, интересовались, что делается на других участках фронта, как идут дела у союзников.
- Товарищ генерал, - спросил все тот же маленький, с простуженным голосом, - скажите честно, скоро уж наступать-то будем?
Ответить "честно" я не имел права и потому уклонился от прямого ответа:
- Да уж будем! В свое время. А сам-то как думаешь?
- Мы думаем, что скоро.
- Ишь ты, шустрый! А почему так думаете?
- Да как же. - Из-за широкого плеча усатого сержанта выглянуло круглое лицо с высоко поднятыми бровями. - А в тылу-то мы были, на занятиях, так сами видели: войска подходят и подходят. И танки и артиллерия.
- Да-а-а! Войск позади нас сила. Сами видели, - поддержал молодого паренька сержант. А тот все не унимался:
- Не зря же это, товарищ генерал?
- Нет, не зря, - улыбнулся я его горячности. - Но поживем, увидим. А сейчас здесь в оба глядите. Службу надо нести безупречно, бдительно. А то, чего доброго, фрицы кого-нибудь в плен утащат.
Все засмеялись, оживленно зашумели, хрипатый маленький солдат, на этот раз степенно и солидно, сказал:
- Ну уж нет, этого не будет! Не дадим! Скорей сами "языка" словим. Вчера вот тут, чуть левее нас, перед соседним взводом наши семерых ихних разведчиков ухлопали. Жаль, живого никого не осталось, а то и был бы "язык"...
О бдительности я предупреждал не случайно. Конечно, наступление наших войск с сандомирского плацдарма не могло ошеломить немецкое командование стратегической или оперативной внезапностью: на то и существуют плацдармы, чтобы с них наступать. Каждая сторона использует их как трамплин для прыжка. Но немцев, безусловно, очень интересовало, когда именно, в какой день и час начнется наступление советских войск. Этот день и час и были главной военной тайной, которую надо было сохранить во что бы то ни стало.
Для этого войска жили на сандомирском плацу необычной, скрытной, преимущественно ночной жизнью. Днем мы должны были создать для противника иллюзию, будто армии ушли в глухую оборону. Так оно по преимуществу и было.
Спустя несколько дней после злополучной дуэли с противостоящими гитлеровцами стало известно, что в соответствии с общим планом военных действий сроки подготовки к наступлению нашего фронта сильно сократились. И без того высокий темп, в котором проводилась вся подготовительная работа, возрос еще больше, он стал просто лихорадочным. Поздние зимние рассветы смешались с ранними сумерками. Все жило в непрерывном движении и напряжении.
Хмурым утром, которое и не воспринималось как утро, потому что ни я, ни мои помощники не ложились спать в ту ночь, командование корпуса ожидало приезда командарма генерал-полковника А. С. Жадова, члена Военного совета армии генерал-майора А. М. Кривулина, командующего артиллерией генерал-майора Г. В. Полуэктова и другого армейского начальства.
Я вышел из своего блиндажа. Низкое небо было пухлым и серым. Толстые тучи деловито топтались, слегка смещаясь то в одну, то в другую сторону, словно примеривались сделать что-то над нашим участком или искали место, чтобы совсем опуститься на землю.
Через несколько минут приехали те, кого я встречал, и на командном пункте корпуса состоялось совещание, определившее роль и задачи корпуса в предстоящем наступлении. Они были нелегки, эти задачи. Чтобы выполнить их, командование корпуса должно было добиться, можно сказать, идеальной организации и безупречной слаженности действий всех входящих в корпус соединений и частей.
Основная задача корпуса заключалась в том, чтобы, расположив дивизии в три эшелона, в первый же день силами двух дивизий последовательно прорвать оборону противника на всю ее тактическую глубину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102