Поехал вдоль лощинки. Впереди невдалеке раздавались характерные звуки боя, которые не спутаешь ни с чем и не забудешь никогда: трескотня пулеметов, ухающие взрывы снарядов, нестройная дробь ружейных выстрелов. Потом звуки эти ушли куда-то вправо, а "виллис" выехал к небольшой высотке. Мы решили с ходу въехать на нее, надеясь, что оттуда откроется панорама идущего сражения.
Неожиданно нас остановил негромкий окрик:
- Стой! Вас куда несет?
У самой высотки стояло орудие, а около него - сержант в побелевшей от соли гимнастерке, на запыленном лице - частые дорожки от пота. Увидев мои погоны, сержант несколько смутился от того, как окликнул нас, и, решив поправиться, сказал:
- Туда нельзя, товарищ генерал.
- Как это нельзя? Почему?
- Да крайний я. Дальше никого нет, только фашисты.
- А ваши где же? - спросил я, не очень представляя, какая часть держит здесь оборону.
- Наши там, правее. С утра дерутся. Да теснят их, сволочи. Трудно нашим.
Мы вернулись обратно. Времени оставалось в обрез. И я принял решение боевой порядок дивизии построить в два эшелона: в первом действовали 39-й и 42-й, во втором - 34-й гвардейский стрелковые полки. 39-й полк должен был овладеть высотой 239,6, 42-й - занять высоту 211,3, 34-й - наступать за 39-м в готовности развить его успех.
Всю ночь дивизия окапывалась. К утру артиллерия встала на позиции, стрелковые подразделения заняли свои места в обороне.
Гитлеровцы, словно ожидавшие, когда мы закончим приготовления, после короткого артналета пошли в атаку. Тяжелые танки, издали похожие на больших, неуклюжих жаб, широким фронтом двинулись к нашим окопам. Артиллеристы молчали, подпуская "тигров" на такое расстояние, с которого можно было бить прямой наводкой. Для этого требовалось огромное мужество и выдержка.
Под страшные гусеницы прорвавшихся "тигров" полетели противотанковые гранаты. Бронебойщики, припав к противотанковым ружьям, открыли огонь в упор по бортам боевых машин. Когда вражеские танки перевалили через окопы, гвардейцы, пропустив их, ударили гранатами и бутылками с горючей смесью им в корму.
Так целый день 11 июля 1943 года прошел в тяжелых, изнурительных боях. 13-я гвардейская дивизия не сделала ни шагу назад.
На следующий день ровно в восемь часов утра наша артиллерия открыла огонь по вражеским позициям. В сторону противника пронеслись краснозвездные самолеты. Двадцать минут в наших окопах напряженно прислушивались к разрывам бомб и снарядов в расположении врата От эффективности артиллерийской и авиационной подготовки во многом зависел и результат нашего наступления
Когда пехота поднялась в атаку, немцы молчали так долго, что можно было подумать, будто во вражеских траншеях никого нет. И вдруг на наступавших обрушился ураганный огонь из всех видов оружия. Пробиться через огненную стену было невозможно. Одно за другим наши подразделения залегли, стараясь использовать естественные укрытия.
В контратаку ринулись немецкие танки, за которыми замелькали мышиного цвета мундиры пехотинцев. В воздухе появились вражеские самолеты. Положение наших выдвинувшихся вперед подразделений становилось критическим. В этот момент снова ударила наша артиллерия.
Со своего наблюдательного пункта, расположенного на небольшой высотке, я следил за мужественной дуэлью между напористо идущими "тиграми" и дивизионами нашего 32-го гвардейского артиллерийского полка. Один за другим, судорожно рванувшись в последний раз, останавливались танки, окутываясь черными клубами густого дыма. Падали сраженные нашими пулеметчиками немецкие солдаты, густыми цепями валившие за танками.
Однако, словно не замечая того, что происходит, новые и новые "тигры" невозмутимо и грозно двигались в нашу сторону, волоча за собой серый шлейф пехоты. И снова захлебываются наши пулеметы, пытаясь остановить врага, снова в упор бьют противотанковые орудия и ружья. Гитлеровцы, как волны прибоя, откатываются назад и снова начинают атаку.
В это время откуда-то издали донесся гул еще более мощный и грозный, и я развернул стереотрубу в этом направлении
Мой НП находился на высотке километрах в пяти-шести от Прохоровки. В стереотрубу отчетливо просматривалось огромное поле. На нем, беспрерывно перемещаясь в различных направлениях, двигались танки, наши и немецкие. От десятков застывших на месте машин к небу поднимались тугие дымные жгуты. Некоторые из них полыхали многометровыми факелами.
Как стало известно потом, в этом грандиозном танковом сражении с обеих сторон участвовало более 1100 танков.
А наша 13-я гвардейская дивизия продолжала отбивать одну контратаку фашистов за другой. За день полки дивизии встречали их восемь раз и наконец сами начали медленно теснить противника. С боем, ценою крови, благодаря исключительному мужеству и геройству гвардейцев брался каждый метр родной земли.
В этот же день повсеместно перешли в наступление и остальные соединения фронта.
В том почти постоянном состоянии боя, которое продолжалось в течение следующей недели, нетрудно было потерять счет дням. Мы атаковали врага и отбивали контратаки утром, днем, вечером и даже ночью.
На второй или третий день 39-й полк, которым командовал подполковник Андрей Константинович Шур, занял небольшую высоту. Я решил проехать туда, чтобы вместе с Шуром оценить сложившуюся обстановку.
Проехали жидкий перелесочек. До высотки оставалось 150- 200 метров ровной открытой местности. Водитель Федоров решил проскочить ее на большой скорости и с ходу въехать на склон, по которому в это время пешком поднималась группа офицеров, вероятно командование 39-го полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102