Он отвёл меня к моим коллегам и, запретив нам разговаривать между собой, поставил караул не только снаружи, но и в самой комнате.
Однако Щепин, весело настроенный, тотчас стал рассказывать пикантный анекдот. Суровые лица нашей стражи распустились в сладкую улыбку, и мы, нарушая приказ Голощёкина, начали сообщать друг другу подробности только что пережитых событий.
Вскоре в комнату вошли и остальные: Шварте, Атлас и Одинцов — товарищ управляющего Сибирским банком. Олесов с присяжным поверенным Бибиковым, в доме которого в дни революции 1905 года скрывался от полиции известный Свердлов, очень кстати оказался в отъезде.
Судя по заверениям Кроля, за эту услугу Свердлов рекомендовал совдепу относиться к этому семейству предусмотрительно. Отсутствие Олесова, друга Бибиковых, мне показалось неслучайным.
Проведённая мной после бала короткая ночь и пустой желудок вызвали такую мигрень, что мне было очень трудно вступить в переговоры с появившимся Голощёкиным, занявшим председательское место.
Голощёкин в категорической форме потребовал от нас расписок о подчинении управляющих комиссарам, которые будут назначены в банки.
После обмена мнениями мы категорически отказались от выдачи расписок без получения от совдепа письменных инструкций, указывающих как на круг компетенции комиссаров, так и на наши обязанности.
Отказ вывел Голощёкина из себя, и он заявил, что не только посадит нас в тюрьму, но и сумеет найти средства иного сорта, чтобы заставить нас подчиниться властям.
— Мы церемониться не будем. Репрессивными мерами к вашим женам и детям заставим вас плясать под нашу дудку.
На это заявление очень горячо и резко стал возражать Атлас.
Спор стихал, превращаясь в мирную беседу, а требования Голощёкина уже сводились к тому, чтобы мы все выдали расписки о невыезде из Екатеринбурга.
Услышав отказ Атласа, я вмешался, сказав, что я согласен на выдачу такой расписки. Она, как чисто полицейская мера, практиковавшаяся у нас и прежде, меня ни к чему не обязывает. Если я захочу удрать, то с этой распиской не буду считаться, так же как не считались с ней наши политические преступники, удирая из ссылок в Сибири.
Со мной согласились и остальные, после чего было решено вызвать на заседание Чернявского для совместного решения вопросов о способе национализации банков и о назначении комиссаров не от совдепа, а от Государственного банка (по возможности из среды его чиновников, придав их подписи значение и право, присвоенное всем вторым подписям на наших документах).
Вскоре прибывший Чернявский изъявил своё согласие на выработку инструкции по национализации банков, основанной на принципе передачи всех наших ценностей под расписку Государственного банка.
На этом дело было закончено, и мы, подписав расписки о невыезде, очутились на свободе.
* * *
Выше я уже дважды упоминал священные в то время слова «Учредительное Собрание». Как уповалось на него в то время в России! Как много было предвыборных, почти всегда закрытых, собраний! Я, не принадлежавший ни к какой партии, задумал тогда организовать партию республиканцев на капиталистической программе. Но партия оказалась немногочисленной, и я отказался от предложения выставить свою кандидатуру, и взамен меня был избран директор реального училища Курцедел. Результаты баллотировки были очень жалкие, партия получила несколько десятков голосов. Прошли главным образом социалисты-революционеры с их лозунгом «Земля и воля» и в большом количестве коммунисты. Очень немного прошло кадетов. В числе депутатов партии Народной свободы прошёл Лев Афанасьевич Кроль, несмотря на то что уже тогда партия была объявлена коммунистами «вне закона». Кролю одно время приходилось скрываться, ибо вся партия стала подпольной.
Это объявление «вне закона» предоставляло право всякому, кто пожелает, безнаказанно убить кадета, лишало партию и предвыборных открытых собраний, и агитации.
Это сильно волновало меня, так как дочурка Наташа была избрана своими подругами делегаткой именно в партию Народной свободы, а врагов по гимназии у неё было много.
На разгон Учредительного Собрания наш народ никак не отреагировал, что заставило меня вспомнить разговор с крестьянами по поводу разгона Первой Государственной Думы.
— А ну её к чёртовой матери! — воскликнули они тогда. — Всё равно она нам земли не даст, а только народ мутит.
Теперь же земля во многих местах уже была захвачена крестьянами; что им за дело до прочего?..
Я говорил, что радуюсь разгону Учредительного Собрания, ибо подтасовка при выборах была несомненной. Доходило до такого безобразия, как двойное голосование солдат. Пермский гарнизон, отбаллотировав в Перми, был посажен в вагоны и привезён в Екатеринбург, а Екатеринбургский — в Пермь. Вероятно, то же делалось и в иных губерниях. Учредительное Собрание далеко не отражало пожеланий всего населения России, и если бы его не разогнали — что я считаю большой ошибкой коммунистов, — то его постановления были бы, несомненно, и законными, и обязательными для всего народа. Земельный вопрос, несомненно, решился бы в пользу бесплатной раздачи земли крестьянам. Правда, власть перешла бы временно к эсерам, но только временно. Ленин, ничем не брезгуя, сумел бы и страхом и подкупом переманить в коммунистическую партию многих социалистов-революционеров.
Разгон же «Учредиловки», говорил я, даёт нам полный повод не признавать постановлений партии большевиков, захвативший власть силой. Наоборот, это обстоятельство даст большой козырь будущему повстанческому движению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128