..
Поскорее бы только исчезнуть из границ нашего приятного отечества! Поздно, пора спать...
26 августа. Вечер.
Сегодня на "Принцессе" поистине Содом и Гоморра. Сено, повозки, и в довершение всего на палубы погрузили верблюдов. Пройти в кубрик нет возможности. Лежим на рострах. Снялись с якоря в шесть часов. На юте полно офицеров и сестер милосердия. Идет попойка. Обидно, стыдно и больно за то, что видишь. Все то, что должно быть свято, что должно произноситься с глубоким уважением, - все это попрано, загрязнено ногами, топчется со смехом в грязи и слякоти нашей жизни... На палубу приняты были больные солдаты. Спят вповалку, где и как попало. Идут две сестры милосердия, одна несет бутылку из-под вина, другая одета в сапоги изящного образца, с нею морской офицер.
- У вас есть помещение, где. спать? - спрашивает ее морской офицер.
- Самого ужасного вида! Капитан дал отдельную каюту, но такая ужасная, скверная, неудобная, - вопит она.
Подлость! Люди измученные, больные спят наверху под свежим морским ветром, ей предоставили каюту, и она заявляет претензию!..
29 августа. Рейд Платаны.
Сегодня перешли сюда и встали на якорь. Это от Трапезунда семь миль. Едим сухари и картошку, испеченную в поддувалах. Мяса не было во рту уже неделю.
5 сентября. Рейд Ризе.
Вот уже пятые сутки стоим на якоре...
6 сентября.
Идет дождь, начало слегка зыбить. С одной стороны дело неважно: вышел хлеб, будем глодать сухари.
А дождь все сыплет, уже осень. Где ты, золотая русская осень, с легкими морозами и чистым, звонким, как звук стекла, воздухом?..
Война! Ужас, кошмар. Судьба пишет историю народов кровью. Идет безумная, достигшая крайней разнузданности оргия. Люди гибнут за металл и от металла.
Цари людей, сильные мира сего, упившись властью, тешатся новой игрой, мировой бойней, идущей уже третий год.
Смейтесь! Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, а вы смеетесь в последний раз. Уже тянется наводящая на вас смертельный ужас кроваво-красная рука революции..."
В Сухуме "Принцесса Христиана" приняла военный груз и под охраной двух миноносцев направилась наконец к берегам Анатолии. Вот и долгожданный рейд Трапезунда. "Принцесса Христиана" бросила якорь.
"Скоро, скоро я буду у своей цели", - упрямо думал о своем Железняков. Он надеялся ближайшей же ночью добраться к берегу вплавь. Но... судно быстро освободилось от груза и солдат, снялось с якоря и легло на новый курс.
Измученная команда не спала днями и ночами. Вахта казалась беспрерывной.
10 сентября вечером в маленькой скалистой бухточке погрузили воинскую часть с пушками и взяли курс на Ризе. Перед выходом снесли на носилках в прибрежный полевой лазарет Васю Меченого. Неугомонный весельчак едва дышал. Длительное плавание в тяжелых условиях подорвало его и без того плохое здоровье. Не смог достоять свою вахту и кочегар Берадзе, рослый, плечистый грузин. Его вынесли на верхнюю палубу в обморочном состоянии.
Появился боцман Коновалов и громко скомандовал:
- Живо на подъем шлюпок! Матросы запротестовали.
- Подъем шлюпок не наше дело. Для этого есть верхняя команда, объяснил Непомнящий. Измученный непосильными ходовыми вахтами, он сильно осунулся и, казалось, постарел еще больше.
- Да, шлюпки поднимать - это дело боцманской команды! - решительно заявил Железняков.
- Забастовку объявляете? На военном транспорте? Захотели петлю на шею? - закричал боцман.
- Не пугай, мы не из трусливых, - зло отпарировал Железняков.
На шум прибежал Митрофанов.
- Что за сборище? Что случилось? Коновалов вытянулся по-военному.
- Разрешите доложить, господин старшой. Они отказываются идти поднимать шлюпки!
- Кто это "они"? - спросил Митрофанов. - Кто?
- Мы все едва стоим на ногах, - начал было объяснять Железняков, но помощник капитана грубо его прервал:
- Замолчать! Немедленно марш к шлюпкам! А этот все еще валяется? брезгливо посмотрел Митрофанов на лежащего кочегара Берадзе.
Коновалов угодливо поддакнул:
- Вот до чего доводит водка...
Внезапно раздался глухой кулачный удар, и Коновалов рухнул на палубу рядом с кочегаром Берадзе.
- Запомнишь свои шлюпки, гад! - задыхаясь от гнева, сказал Железняков.
Митрофанов быстро скрылся в люке. Вдогонку ему раздались угрозы:
- Дойдет и до тебя черед! До всех вас дойдет!
- Что здесь произошло? - спросил только что подошедший Старчук.
- Ничего особенного, - уже приходя в себя, ответил Железняков. - Знаю, опять будешь ругать меня. Все расскажу потом, потом... А сейчас присмотри за Берадзе. Я пойду в кочегарку, надо помочь его напарнику. Иначе и тот свалится с ног.
В то время как Железняков мысленно уже готовил себя к побегу с парохода, между Каспарским и Митрофановым шел возбужденный спор.
Митрофанов расценивал избиение Коновалова Викторским и отказ кочегаров выполнить приказ о подъеме шлюпок как организованный бунт. Но такое толкование всего происшедшего не устраивало Каспарского.
- Хорошо. Я согласен с вами, Александр Янович. О случае на баке пока умолчим. Не будем также говорить и об агитации Викторского среди солдат. Но нельзя же ему прощать избиение Коновалова. Матросы скоро станут и с нами так расправляться, - горячился Митрофанов.
- Ладно. Сообщим властям о драке. Надо припугнуть Викторского, сдался Каспарский.
- Я думаю, что надо бы заодно и Старчука проверить, - продолжал Митрофанов.
- Старчука? - удивился Каспарский.
- Коновалов говорит, что это он подбивает Викторского на все его выступления против наших порядков, - сказал Митрофанов...
Вскоре после прихода "Принцессы Христианы" в порт Ризе Железнякова и Старчука ввели под сырые каменные своды старинной восточной тюрьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57