Его аэродром - благоустроенный, с добротной бетонированной полосой. На нем базировались немецкие авиационные части.
Мы снова очутились в непосредственной близости к району боевых действий как раз в момент третьего контрудара противника западнее Будапешта.
Количество вылетов нарастало с каждым днем. Дело в том, что немцы попытались проложить воздушный мост к окруженной группировке, чтобы перебрасывать в Будапешт оружие, боеприпасы и продовольствие. "Мост" этот прикрывался большим количеством "мессеров" и "фоккеров". Над столицей Венгрии постоянно завязывались ожесточенные воздушные схватки. Горьков, Калашонок, Кирилюк, Маслов, Цыкин и другие почти каждый день увеличивали свои личные боевые счета. Но не обходилось без жертв и с нашей стороны. Дивизией в эти дни потеряно 24 самолета. Не вернулся с задания и мой ведомый - младший лейтенант Иван Филиппов.
Это была невероятно тяжелая для меня утрата. Тяжелая потому, что я успел всей душой привязаться к Филиппову и до этого не терял ни одного из ведомых всегда берег их так же, как и они меня.
Что же случилось?
Мы с Филипповым вылетели по приказу Онуфриенко почти в тумане. В воздухе связались с Гришей Онискевичем, находившимся на станции наведения.
Онискевич - командир эскадрильи, Герой Советского Союза. После тяжелого ранения, как и Митя Кравцов, летать временно не смог, отлично проявил себя на станции наведения - быстро ориентировался в воздушной обстановке, разбирался в тонкостях тактики наших действий, стал для нас надежным помощником.
Он сообщил, что навстречу нам идет большая группе вражеских самолетов. Вскоре и мы увидели ее на одной с нами высоте. Заламываю крутой разворот в сторону солнца, пропускаю гитлеровцев под собой, а затем устремляюсь вдогонку. Ведомый - за мной. Подхожу вплотную к замыкающему строй "юнкерсу", поджигаю правый мотор. Он держится в воздухе. Вхожу в левый разворот, переваливаюсь через крыло и бью по второму мотору.
"Юнкерс" пошел к земле, а меня попытался атаковать "мессер". Но мой верный страж Иван Филиппов был начеку. Длинной очередью он отогнал его.
Фашистская группа полностью расстроилась. Мы не переставали ее атаковать, когда увидели еще девятку Ю-52 под прикрытием не менее двадцати Ме-109. С ходу бросаюсь на первого же "юнкерса". И от снарядов он валится вниз, И тут меня берут в клещи два "мессершмитта". И снова Филиппов выручает - успешно отражая атаку вражеских истребителей, он поджигает один из них.
Что тут сказать? Молодчина! Можно совершенно не волноваться за свой тыл он прикрыт непробиваемым щитом. Онискевич с наблюдательного пункта все видит: и как мы крутимся, и что делается чуть в сторонке. А там движутся к Будапешту одиннадцать Ю-52 в сопровождении пятнадцати "мессеров". Онискевич нацеливает нас на эту группу.
Снова с ходу бросаемся в атаку. Но гитлеровцы нас встретили дружным залпом. Кое-как увернулись от кинжальных трасс, завязали бой. Проходит пять минут - безрезультатно. "Мессеры" не дают развернуться, мешают нам. Переключаюсь на них, захожу в хвост одной паре, а другая тут же начинает подкрадываться ко мне. Филиппов открывает огонь, но и его атакуют. Я отгоняю от него "мессеров", кричу:
- Филипп, выходи!
Вижу - надо мной еще одна пара фашистов. Надо вывернуться из этого круговорота: у меня снарядов осталось только на самый крайний случай. Еще успеваю увертываться от вражеских трасс.
Настойчиво повторяю:
- Выходи, Филипп, выходи!
А сам прибегаю к хитрости: резко с кренами опускаю нос машины, быстро теряю высоту - пусть противник думает, что я подбит. Вокруг меня - огненные шнуры.
Слышу голос Филиппова, полный злости и ненависти:
- Я им, гадам, сейчас дам!
Ведомый принял все за чистую монету. Эх, как это некстати - он даст волю своему гневу, и его заклюют. В воздушном бою гнев не всегда надежный помощник, иной раз он ослепляет человека, лишает его возможности трезво оценивать обстановку.
У меня в запасе оставалось еще метров пятьсот высоты, когда я увидел, что за Филипповым увязались два "мессершмитта" и вот-вот откроют огонь. Я сейчас же вышел из пикирования, выпустил несколько снарядов.
"Мессершмитты" шарахнулись в стороны, но я на фоне земли из-за густой дымки потерял Филиппова. Старательно осматриваюсь - нет ведомого.
- Филипп, где ты? Где?
Молчит.
"Ладно, - думаю, - "мессеров" я от него отогнал, теперь он сам дорогу домой найдет". Разворачиваюсь, иду к Будапешту и снова натыкаюсь на большую группу вражеских самолетов. Врезаюсь в строй, жму гашетку, даю несколько выстрелов, и увы - снарядов нет.
За всю войну это был второй такой случай. Сейчас бы только вот развернуться, но, как говорится, видит око, да зуб неймет.
Делать нечего, приходится уходить домой. А мозг сверлит одна мысль: где Филиппов, где Филиппов?
Неожиданно в наушники врывается голос дежурного аэродромной радиостанции:
- "Лавочкин", "лавочкин" с одной ногой, уходи на второй круг...
Я включаюсь в разговор:
- Это Филипп пришел?
- Да, самолет его, но сам он не отвечает...
- Все-таки пришел. Хорошо, - отвечаю обрадованно.- У меня нет боеприпасов, подготовьте второй самолет, чтобы я смог сразу взлететь, - много "мессеров" в воздухе.
- Мы выслали в ваш район еще одну пару. Вам самолет подготовим.
Ныряю в густую, как молоко, дымку, пронизываю мутно-белесую завесу, выскакиваю прямо на Дунай. И по зеркалу реки - на аэродром. Приземляюсь, спешу увидеть Филиппова.
Но больше увидеть его не довелось.
Он появился над аэродромом с выпущенной всего одной стойкой шасси. Посадку не рассчитал - ушел на второй круг. И ушел навсегда в неизвестность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101