На моих глазах выросли Каховская, Киевская, Кременчугская, Каневская гидроэлектростанции. На ленте могучей реки гигантскими жемчужинами заблестели полноводные рукотворные моря, до неузнаваемости изменившие пейзажи воспетого поэтами всех веков седого Славутича...
Послевоенная судьба Днепра как бы стала и моей судьбой - сына далекой и столь же древней матушки-Волги.
И каждый раз, вдыхая свежий воздух Днепра, проносясь над ним на сверхзвуковом реактивном истребителе, я переживаю такое же волнение, какое испытал в тот незабываемый день, когда впервые увидел его величавый простор.
На своем фронтовом пути мы форсировали многие реки. И такие, как Кубань и Дон. Однако все они воспринимались нами как сложные водные рубежи, за которые придется вести тяжелые, изнурительные бои. Днепр же вставал в нашем сознании еще и как символ прекрасной украинской земли. Выйти к Днепру, испить священной воды, утолявшей жажду Ярослава Мудрого, Богдана Хмельницкого, Тараса Шевченко,- это стало нашей сокровенной, заветной мечтой.
Битва за Донбасс завершалась, грандиозное сражение за Днепр только разворачивалось.
В полку состоялся митинг.
- "Товарищи коммунисты и комсомольцы! Бесстрашные летчики-истребители! читал зычным голосом подполковник И. Егоров обращение командования и политотдела армии к нашим воинам. - Вступая в новый этап освобождения Советской Украины - битву за Днепр, - смелее бейте врага, ищите его змеиные гнезда, обрушивайте на них шквал смертоносного огня..."
Воодушевленные этим призывом, выступили многие летчики, техники, механики. И каждый давал клятву не жалеть сил, крови и самой жизни для разгрома фашистского зверя на Днепре.
Чувствую, как гулко бьется сердце. Иду на стоянку. Там меня встречает техник звена лейтенант Николай Тонкоглаз. Он был на этой должности у Володи Евтодиенко, и вот он в моем звене. Все, кому доводилось с ним вместе служить, были о нем самого лучшего мнения, дорожили им, любили его. Я тоже относился к нему с большой теплотой. Тонкоглаз часто появлялся у моего самолета, спрашивал у Мартюшева, не нуждается ли тот в каких-либо запчастях. Самой ценной запчастью считались тогда свечи к авиационным моторам, потому что от них иной раз зависела жизнь летчика: барахлит свеча - мощность мотора снижается, скорость падает, а это всегда на руку противнику.
- Срочный вылет? - спросил Тонкоглаз, поспешая со мной к самолету.
Тем же вопросом встретил меня и Мартюшев. Я ответил:
- К шести утра самолет должен быть как штык. Предстоит очень ответственное задание.
- Будет сделано, товарищ командир! - четко отвечает механик. Он всегда такой - другого ответа у него нет. Впрочем, как и у остальных. И мы ценили это, свои успехи делили с ними.
- Не беспокойтесь, - добавил Тонкоглаз, - все будет так, как надо. - И тут же полез в бездонные карманы своего комбинезона за новыми свечами...
На стоянку прибыл старший сержант А. Вайнер - парторг эскадрильи. Собрались летчики, техники, механики. Сама собой возникла непринужденная политбеседа, в которой то и дело слышалось: Днепр, Днепр.
Да, им жили сейчас все.
Слушал я разговор, а у самого приятно замирало сердце: завтра одним из первых увижу Днепр. Что карта? Может ли она передать всю его красоту? Какой он там живой, настоящий? Много ли общего у него с моей Волгой?
Ночью сон был каким-то на редкость беспокойным. Все время чудилось, что я проспал, прозевал вылет.
Задолго до условленного часа уже был на стоянке.
Вскоре там появился и незнакомый мне старший офицер.
- Я из штаба дивизии, - представился он, назвав свою фамилию. - Должен уточнить вам задачу. Некоторые наши подразделения форсировали Днепр. Но связи с ними нет. Мы ничего не знаем об их положении. Необходимо выяснить, где они, что с ними...
Значит, наши уже на той стороне. Третий Украинский форсировал Днепр! Это же потрясающая новость, и мне посчастливилось услышать ее одному из первых.
На востоке появился первый проблеск зари. Рождался новый день. Радостно возбужденный, я даже не предполагал, каким он окажется трудным и как необычно завершится.
Взлетаем с Овчинниковым - моим прикрывающим - и уходим в рассветное небо. Василий - надежный, проверенный в боях ведомый. Хотя сначала не все шло у него ладно: бывший летчик-инструктор никак не мог избавиться от "элементов академизма". Ему хотелось все делать, как говорится, "по науке". Но наука у него была не боевая - учебная... Зато когда он вошел в строй, им восхищались. Никакие силы не могли оторвать его от ведущего, помешать ему защитить своего командира. Как раз то качество, которого так и не приобрел Валька Шевырин: увлекшись схваткой, он мог уйти в сторону и потеряться.
Через двадцать минут относительно спокойного полета мы увидели Днепр.
Он поразил меня своей величавостью и тишиной - нигде не видно ни одной лодки. И тут же вспомнилось выученное наизусть еще в школе: "Чуден Днепр при тихой погоде..."
Спокойствие, размеренность великой украинской реки были сродни волжскому нраву и потому сразу передались мне. Я внимательно осмотрелся вокруг. В правый крутой берег словно упирались солнечные лучи - точь-в-точь такую же картину видел я однажды на Волге между Саратовом и Камышином. От этого воспоминания потеплело на сердце.
Разрывы зенитных снарядов насторожили меня.
Резко бросаю машину вниз. Овчинников - за мной. Прижимаемся почти к самой воде. Зенитки умолкли - тут им нас не достать. Днепр приходит к нам на помощь.
Мы с Васей понимаем: раз били зенитки, - значит, тут гитлеровцы. А где наши?
Проносимся над водой прямо по середине Днепра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101