С. Молокова, М. Т. Слепнева, которым первым в стране было присвоено звание Героя Советского Союза.
И мы не могли не восхищаться беспосадочным перелетом из Москвы через Северный полюс в США экипажа в составе В. П. Чкалова, Г. Ф. Байдукова, А. В. Белякова, а затем - М. М. Громова, А. Б. Юмашева и С. А. Данилина, смелостью советских летчиц В. С. Гризодубовой, М. М. Расковой, П. Д. Осипенко.
Тогда на всю страну прозвучал клич: "Комсомолец, на самолет!"
Отсюда понятно, что на летчиков, приезжавших в отпуск в Астрахань, мы смотрели как на людей иного мира. И многие из нас потянулись в этот неведомый нам удивительный мир. Потянулся туда и я.
У летчиков, окончивших аэроклуб, всегда остаются самые лучшие воспоминания о первых полетах. Таково не только мое мнение - многие прославленные асы находят самые яркие слова, когда говорят о своей учебе в аэроклубе.
В чем тут дело?
Я думаю, все объясняется необычностью и новизной впечатлений, которые приходится переживать в аэроклубе. Взять первый самостоятельный полет. Он производит столь сильное эмоциональное впечатление, которое трудно с чем-либо сравнить. Ты - обыкновенный земной человек, и вдруг становишься хозяином высоты! Чувство высоты - необычное, оно вызывает в душе трепетное волнение и остается незабываемым на всю жизнь.
Вот почему то, что окружало тебя в аэроклубе, приобщало к чувству высоты, навсегда остается самым дорогим воспоминанием.
Для меня нет лучшего аэроклуба, чем Астраханский, и нет лучшего инструктора-летчика, чем Лев Иванов, у которого я учился.
Это был человек завидной выдержки.
При первом же ознакомительном полете нам показывали штопор. Зона находилась почти над моим заводом. Помню, взлетели мы, набрали высоту. Глядя вниз, я размечтался о том, как было бы хорошо, если бы мой отец, мои товарищи знали, что я сейчас лечу над Волгой. И вдруг наш самолет задрал нос, потом завалился на крыло и, вращаясь, устремился к земле. Забыв обо всем, я одной рукой уцепился за сиденье, второй - за борт кабины. Мне и невдомек, что инструктор в зеркало наблюдает за мной.
- Спокойно, Скоморохов, возьмись мягко за ручку управления, смотри, что я буду делать.
Я "взялся" за ручку так, что инструктор с места не мог ее сдвинуть.
- Отпусти, не напрягайся, - снова слышу спокойный голос.
Постепенно прихожу в себя и вижу, что мы снова в горизонтальном полете.
Нет, хорошо, что меня не видят ни отец, ни друзья...
А потом потекли учебные будни. Научиться летать оказалось непросто. Но вот что мне давалось без труда - так это пространственная ориентировка. Я всегда знал, где нахожусь, куда нужно лететь. Другим такое умение не сразу давалось. Меня же оно не раз выручало потом в самых невероятных ситуациях.
Лев Иванов всячески развивал во мне эту способность, подчеркивая, что летчику-истребителю надеяться не на кого - он сам себе и штурман, и пилот. Почему он решил, что мне быть истребителем, - не знаю. Я в то время просто с увлечением летал. А он нас изучал, прикидывал, кто на что способен.
Я и сейчас вижу Льва Иванова: он в "квадрате", откуда ведется наблюдение за курсантами, совершающими первые самостоятельные посадки. Вот он чуть приседает, - значит, самолет подходит к началу полосы. Затем Лев Иванов весь устремлен к посадочному "Т", к которому приближается машина. Его пальцы теребят ремешок упавшего на траву планшета. "Ниже, ниже, еще ниже", - шепчут его губы, а сам он все приседает и приседает, его правая рука как бы подтягивает ручку управления, и он неожиданно для себя садится на землю...
Говорят, что артистов быстро старят чрезмерные эмоциональные нагрузки. Не ошибусь, если скажу, что с летчиками-инструкторами происходит то же самое. И подчас ни в какое сравнение не идут физические перегрузки, которые они переносят в воздухе, с теми психологическими, что выпадают на их долю на земле.
Сороковой взлет я совершил самостоятельно. Один над Астраханью, над Волгой! В душе - песня. Потом я проведу в воздухе тысячи часов, но больше никогда не испытаю такого радостного, возвышенного чувства.
Вот почему так дорог мне аэроклуб!
Вечером в комбинезоне, шлеме, очках отправился домой. Это разрешалось тем, кому утром взлетать первым. Шел по городу, плыл на пароходе и всюду замечал восторженные взгляды людей, особенно молодых парней - моих сверстников. Мне было немного не по себе от такого внимания - я смущался и краснел.
Пришел домой. Отец знал, что я посещаю аэроклуб, матери пока об этом не говорили. Она не сразу и поняла, почему я появился в таком виде.
- Мама, .поздравь меня, я сегодня впервые, понимаешь, сам поднял самолет в воздух...
И тут до нее все дошло, она прижалась к моей груди, заплакала.
Мама, мама...
Много перенесла ты и выстрадала, мало радостей выпало на твою долю. Думала, что хоть сын будет рядом - утешение в жизни. А его потянуло в небо. И тут ничего не изменишь, раз небо, на которое раньше лишь богу молились, властно влечет к себе людей, покоряется им.
Небо действительно разлучило нас. Осенью 1940 года начальник аэроклуба майор Палло поздравил нас с успешным окончанием учебы, впереди - летное училище. С той поры я редко виделся с родителями. Сейчас в живых только мать Елена Лазаревна. Ей девятый десяток, живет она в нашем родном селе. Отец умер после войны, прожив восемьдесят лет.
Я получил назначение в Батайскую авиационную школу. Здесь готовили летчиков-истребителей.
С декабря 1940 года началась моя действительная военная служба.
Батайск - тогда небольшой уютный городишко, неподалеку от Ростова-на-Дону. Это второй новый город в моей жизни. Потом их будет много. Но Астрахань и Батайск займут особое место в памяти - здесь я преодолевал первые ступеньки на тернистом пути в небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101