Единственное, за что нас можно было похвалить в тот день - за маскировку боевых машин. Они были так укрыты, что немцам не удалось их обнаружить и нанести прицельный бомбовый удар. Самолеты, за малым исключением, остались целы. На моем снаряд пробил фонарь и меховую куртку, оставленную на нем. В ней я потом долго еще ходил - до памятной встречи с Маршалом Советского Союза А. В. Василевским, о чем в свое время будет рассказано.
Летное поле оказалось все в воронках.
Мы боялись, что не успеем его заровнять - снова фрицы нагрянут. Но выручили крестьяне - они быстро и ловко сделали все необходимое.
А нам было приказано находиться в готовности номер один.
Разве могли мы тогда предполагать, что гитлеровцы, решив взять реванш за сталинградский разгром, уже разработали план наступательной операции "Цитадель", в основу которой входило окружение и уничтожение советских войск на Курском выступе?
Разве могли мы знать, что, разгадав замысел противника, Советское Верховное Главнокомандование решило сначала упорной и активной обороной измотать фашистские войска, а затем разгромить их в решительном наступлении?
Однако все жили предчувствием чего-то значительного, важного.
Но это было предчувствие и только.
Через день немцы предпринимали массированные налеты на большинство аэродромов 2, 16 и 17-й воздушных армий.
Враг стремится парализовать, уничтожить нашу авиацию на земле. Все силы на отражение налетов! Таков был приказ командования, таким был призыв политработников.
В Нижней Дуванке на полевом аэродроме стояли две эскадрильи полка: наша, которой теперь командовал капитан Устинов, и вторая во главе с капитаном Ковалевым.
Третья - капитана Дмитриева - базировалась на площадке в Покровском.
В нашем личном составе произошли некоторые перемены. Майора Микитченко, как знатока теории стрельбы, уговорили пойти начальником воздушно-стрелковой службы авиабригады.
Ушел заместителем к Дмитриеву мой верный друг и учитель Володя Евтодиенко, его хотят назначить командиром эскадрильи.
Доверили командовать звеном и мне. Я принял под свое начало новичков Валентина Шевырина и Василия Овчинникова. Из новеньких появился у нас младший лейтенант Алимов - бывший летчик-инструктор. Несмотря на отсутствие боевого опыта, его сразу назначили командиром звена, к нему в подчинение попал и Толя Мартынов. По всем данным командовать бы звеном Мартынову, но он еще сержант.
К этому времени мы лишились нашего героя, летчика, совершившего первый таран в полку, Льва Шиманчика. Он погиб самым нелепым образом: при старте для перелета в Миллерово с его машиной что-то стряслось, она резко уклонилась на разбеге и врезалась в Ил-2. Смерть боевого, мужественного летчика омрачила всех нас: рубил в воздухе крылом фашиста и жив остался, а тут на тебе...
Да, поредели, обновились наши ряды.
...После первого массированного налета на наш аэродром немцы вроде бы уменьшили свою активность. Только в небе то и дело появлялись "Хейнкели-111". Разведчики!
У них была своеобразная тактика: внезапно, как бы случайно, показывались в районе нашего расположения и тут же убирались восвояси. Было ясно, что ведут фотографирование, изучают местность.
Мы несколько раз взлетали навстречу вражеским разведчикам, но настичь их не удавалось - они своевременно уходили. Конечно, наши взлеты демаскировали аэродром. И мы ожидали новых мощных бомбовых ударов. Ожидали - и сами не дремали. Рассчитали, сколько секунд нужно потратить на взлет, чтобы не дать врагу уйти. А затем стали тренироваться. Запуск, руление, разбег, отрыв - все эти элементы требуют выполнения определенных операций. Тут и работа с кабинным оборудованием, и управление машиной, и контроль за приборами, и осмотрительность... И все это - затраты времени. Сократить его можно только отработкой своих действий до автоматизма.
К этому мы и стремились. Упорством и настойчивостью отвоевывали секунду за секундой. И вот мной достигнут рекорд: 39 секунд! У Шевырина - 42 секунды.
Виртуозное владение техникой - тоже оружие.
Правда, оружие особого рода. Оно может оказаться и бесполезным, если...
Вот что случилось со мной.
На горизонте показался уже надоевший всем силуэт "хейнкеля". Я быстро взлетел и прямым курсом - к разведчику. Ему деваться некуда - он полез вверх. Иду за ним. Пять тысяч метров, шесть... Кажется, вот фашиста можно рукой достать, но он тут же ускользает выше. А со мной что-то неладное: "хейнкелы" начал двоиться в глазах. Вспомнил про мундштук от кислородной системы, сунул его в зубы-теперь, думаю, гад не уйдет! Высота - 7200. Стрелок "хейнкеля" бьет по мне короткими очередями - приходится отвалить в сторону, развернуться и зайти в атаку сбоку. И тут цель снова задвоилась в глазах. Что за чертовщина?! Встряхнулся, начал прицеливаться, помню, что нажал гашетку, а потом все помутнело...
Опомнился - меня качает, словно на волнах: самолет штопорит. С трудом прекращаю вращение, вывожу машину в горизонтальный полет, иду на аэродром. И никак не могу сообразить: что же со мной произошло?
Разгадка пришла на земле: оказывается, Мартюшев заправил бортовую систему кислородом, а открыть вентиль, который находился в фюзеляже (кто придумал его там поставить?), забыл.
Механик забыл, я не проверил... И не выручили меня 39 секунд, все тренировки пошли насмарку.
Так я на собственном опыте убедился: в авиации мелочей не бывает. Ее законы жестки: или умей предусмотреть абсолютно все, или готовься к неприятностям.
Командира звена перед необстрелянными еще новичками журить было неудобно, Мелентьев поговорил со мной наедине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101